Лицо, сочувствующее правосудию.
В моём пятничном полуночничестве прошу винить наше любимое Мировое Зло.

Это она – коварная – на ночь глядя помянула в своём посте мистера Брукса. А я, наткнувшись на знакомое имя, вспомнила о том, что ещё не видела безрадостную историю его обладателя и, руководствуясь принципом «решено-сделано», тут же пошла исправлять сей пробел в своём образовании. За окном, тем временем, медленно, но верно начиналось очередное утро.
Когда, кхм, внутренний голос мистера Брукса в очередной раз самым неожиданным образом материализовался из небытия, дабы своим вкрадчивым полушёпотом сказать что-нибудь дельное с точки зрения серийного убийцы, я поняла, что очень, очень удачно выбрала фильм на сон грядущий.

Но сказать я хотела совсем о другом.

Сейчас в кругу творческих людей стало модным отдавать роли главных героев детективных триллеров и по совместительству злых гениев всяким психам - обладателям тонкой душевной организации, трудного детства, плавно переходящего в тяжёлую жизнь, и просто психических отклонений на любой вкус. Мне, как любительнице тщательно продуманных планов и изящных преступлений, по этому поводу очень грустно и обидно.
Потому что псих – он и есть псих. От него, так или иначе, ждёшь чего-то неадекватного, в том числе и немотивированного насилия в отношении окружающих. Он слишком предсказуем, слишком примитивен в своей жестокости, слишком безынтересен. Его главный мотив – его сумасшествие. А там, где есть психическое заболевание, никогда не бывает настоящей интриги. Бывает только ужас. Который, впрочем, очень быстро надоедает своим однообразием.
Исключения из этого правила, конечно, есть, но их совсем не много. И рассказаны эти истории от лица следователя. Или от третьего лица. Но никак не от первого. Потому что фокусник, который сначала популярно объясняет зрителю технику своего трюка и лишь затем исполняет его, никому не интересен. Как, впрочем, и его фокусы. То же самое и с психами. Сходу признаваясь – намеренно или нет – в собственной ненормальности, убийца раз и навсегда лишается своей главной и, в общем-то, единственной загадки. Его поступки тут же переходят из разряда осмысленного злодейства в ранг шизофренического бреда, теряют всякую интеллектуальную ценность и вызывают уже не научный интерес, а сплошное отвращение.
Другое дело – нормальные люди. Когда преступление совершает вменяемый человек, пребывающий в здравом уме, твёрдой памяти и адекватном состоянии – это любопытно. Потому что абсолютно противоестественно и всегда обусловлено каким-то – как правило, довольно серьёзным – мотивом. Или даже несколькими мотивами, возможно – даже относительно благородными.
Тут тебе и полёт мысли, и вопрос выбора и, что самое главное, полная осмысленность происходящего. Человек не просто творит всё, что заблагорассудится его воспалённому сознанию, а совершает осознанные действия, прекрасно понимая что, как и зачем делает, и чем это всё может для него может обернуться. И именно поэтому наблюдать за ним действительно интересно.

Лицо, сочувствующее правосудию.
... превращаются в консультирующих преступников.

Три двадцать пять ночи-утра. Звонок. Поднимаю трубку. Слышу голос своей боевой подруги Катерины.
- Привет, Анюта, - почти шёпотом говорит та. - Ты ведь хорошо разбираешься во всякой уголовщине?
- Ну, да, - чистосердечно признаюсь я в ответ, лихорадочно перебирая в голове то бесконечное множество неприятностей, в которые могла вляпаться эта прекрасная девушка за те полтора месяца, что мы с ней не виделись.
- Тогда будь другом - помоги. А то мне тут схему по отмыванию денег придумать надо срочно. Условия такие. Есть фирма с минимальным капиталом и минимальным же штатом. Её деятельность приносит определённый доход: как основной, так и дополнительный - в налоговых декларациях не упоминаемый. Всё, разумеется, должно быть абсолютно чисто с законодательной точки зрения, а если не чисто, то так, чтобы вся ответственность, в случае чего, падала не на учредителя этого предприятия, а на кого-то из сотрудников. При этом сотрудники ни в коем случае не должны знать, что принимают участие в каких-либо махинациях, дабы в случае судебного разбирательства не имели ни малейшего шанса сдать начальство.
Вопрос у меня, собственно, вот в чём: что это должна быть за фирма? И как сохранить в тайне ото всех её незаконные доходы?
- Легко и просто, - заявляю я, обрадованная отсутствием необходимости сию секунду куда-то бежать и кого-то спасать. А затем в подробностях расписываю своей собеседнице пять весьма интересных способов решения озвученной ею проблемы: три – не слишком масштабных, зато простых и абсолютно, прямо-таки до неприличия надёжных, и ещё два – чуть посложнее, но в сто раз изящнее и в тысячу прибыльнее.
Катерина внимательно выслушивает мою лекцию об особенностях безопасного нарушения уймы законов. И лишь когда я, наконец, умолкаю, вопрошает:
- А ты - прости, конечно, за нескромный вопрос – откуда всё это знаешь?
- Издержки профессии, - объясняю я. И, в свою очередь, интересуюсь: - А ты почему, собственно, спрашиваешь?
Понятно, что из чисто научного интереса. Вопрос – чем этот интерес вызван.
- Это нам преподаватель по менеджменту такое задание дал, - сообщает Катерина. – Сказал, что мы должны учиться мыслить нестандартно.
Я в ответ только усмехаюсь – дескать, хороший же у вас преподаватель, знает, чему учить детей надо.
Катерина соглашается, что да, действительно, хороший, и нет, она совершенно не уверена в том, что он жаждет в ближайшее время познакомиться со славными людьми из отдела по борьбе с экономическими преступлениями.
Ещё несколько минут мы обсуждаем личность этого гения научной мысли, а потом прощаемся.

Через пару дней Катерина вновь звонит мне посреди ночи. На этот раз её интересует, какова средняя скорость разложения трупа в условиях тёмного леса и суровой русской осени.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Я по-прежнему не умею рисовать, но, несмотря на это, с завидным постоянством берусь за карандаши. Первое обстоятельство свидетельствует о том, что в этом мире всё ещё есть место постоянству, второе – о том, что не всякое постоянство есть благо.
На днях меня оскорбили в лучших чувствах, обозвав моё любимое дело ерундой. Я расстроилась и с горя нарисовала вот это.
Это (если вдруг кто не догадался, а догадаться тут, действительно, сложновато) – воплощение Хаоса. Абсолютно беспристрастная стихия, сметающая на своём пути всё старое, и расчищающая, таким образом, место для нового.
Ну да, у меня довольно странное отношение к разрушительным силам.


И снова Хаос, но уже в каноничном тёмном обличье.

А вот, кто это – я не знаю. То есть, совсем. Но кого-то она мне определённо напоминает. Понять бы ещё, кого именно.
Ах да, измывательства над пропорциями в кой-то веки намеренные.


Лицо, сочувствующее правосудию.
Вы не поверите, но моя эпопея с дипломом, несмотря на всякие нехорошие обстоятельства, всё-таки подошла к своему логическому завершению. Сегодня – в канун официального Хэллоуина, как символично – моя многострадальная работа, наконец, была сброшюрована, украшена моей подписью и торжественно отдана в деканат. Теперь из серьёзного впереди только – зимние ГОСы и защита. И, помяните моё слово, они у меня будут поистине фееричны.

По пути в учебную часть встретила любимого декана. Тот, памятуя о моих злоключениях, поинтересовался, как у меня дела.
- Отлично, - жизнерадостно ответила я. – Вот сейчас повешусь и пойду диплом брошюровать.
Декан минуты полторы пристально смотрел в мои честные глаза, и лишь затем выдохнул, сообразив, что вешаться я собираюсь весьма условно – исключительно в гардеробном смысле этого слова. После чего напомнил мне, что я у нас умница и сбежал от греха подальше.
И его можно понять. А то я ж ведь мимо него без шуток не хожу. То – после десятого столкновения за полчаса - чистосердечно признаюсь, что просто преследую его. То в ответ на вопрос, ставить мне пятёрку или всё-таки нет, порождённый моими бесконечными завываниями на предмет «не хочу красный диплом, ни в коем случае», сообщаю, что в подобного рода делах целиком полагаюсь на его вкус, и потом ещё во всеуслышание возмущаюсь поставленной-таки пятёрке. То заключаю пари из разряда «а спорим, что я преспокойно сдам две сессии за следующие пять дней». То творю ещё что-нибудь в том же духе, чтоб повеселее было. Но мне, конечно же, можно. И вообще он первый начал!

Лицо, сочувствующее правосудию.
Я тут, помнится, как-то грозилась напечатать свой многострадальный диплом на разноцветных листочках, дабы, таким образом, хоть немного скрасить тотальную серость учебных будней. Так вот. До радужной бумаги дело пока не дошло. Но чёрные чернила в принтере закончиться уже успели. И не только в моём принтере, но и вообще во всём доме. Обнаружилось это, разумеется, чрезвычайно своевременно - в четыре часа ночи накануне дня Икс.

Так и не сумев разговорить свою молчаливую научную руководительницу, сегодня утром я отправилась за ответами на животрепещущие вопросы насчёт дальнейшей судьбы своего диплома к нашему декану. Этот милый человек внимательно выслушал долгую и печальную историю моих учебных злоключений, прочитал мою работу, подтвердил, что она вполне себе хороша и, пока я отпаивалась чаем, донёс, наконец, сей очевидный факт до сознания моей научной руководительницы. После чего поведал мне страшную тайну оформления всяких формальных мелочей и отпустил с миром и разрешением переплетать работу в её нынешнем виде.

На радостях по поводу столь удачного завершения пренеприятного дела, я прямиком из родной Alma Mater помчалась в магазин снаряжения для всадников – покупать хлыст, который посчитала идеальным дополнением к своему маскарадному образу. Вообще-то изначально я хотела такой, как у дрессировщиков, - чтобы угрожающе щёлкал при каждом ударе оземь. Однако его, увы, нигде не нашлось. Пришлось взять обычный - наездничий. Впрочем, тоже весьма симпатичный. И практически в цвет маски, опять же.
Консультант в магазине приняла меня – в жокейских сапожках, узких брюках, почти спортивной куртке и фетровой кепке – за «свою» и не стала приставать с советами. В результате, я в очередной раз познала всю прелесть выбора неизвестно чего по параметрам «чтобы было красиво».
Случайные прохожие также оценили красоту моей экипировки. Обычно разговорчивые, при виде хлыста в моей руке они натурально шарахались от меня. В связи с чем, я теперь всерьёз подумываю о том, чтобы таскать с собой новообретённый хлыст на постоянной основе, раз уж его присутствие в моём гардеробе оказывает такое благотворное влияние на окружающих.
We'll start with a riding crop, как говорится.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Я не спала пятеро суток кряду. Столько же – не ела ничего более существенного, нежели чай с черносливом. И всё это время я занимаюсь работой, которой, в худшем случае, надо было заниматься полгода назад, а в лучшем – не надо заниматься вообще, ибо она, вопреки её номинальной значимости, совершенно бессмысленна. Как, впрочем, и вся моя учёба.

Ото всего этого безобразия у меня сине-зелёная физиономия, впалые щёки, тёмные круги под глазами, неслабый такой тремор обеих рук, жутчайшая головная боль. И кости с каждым днём всё чётче выступают из-под сеточки сиреневых вен. Не среднестатистическая девушка, в общем, а мечта сентиментального садиста поэта.

Теоретически мне надо продержаться в таком ритме и ужасающей моральной обстановке до конца недели. А вот надо ли оно мне на самом деле – это уже вопрос, причём самый что ни на есть животрепещущий.

Мои прекрасные преподаватели таки добились своего и внушили мне откровенное отвращение к себе самим и всему, что так или иначе с ними связано. Поэтому единственное, о чём я сейчас мечтаю, так это как можно скорее расквитаться с учёбой и больше никогда не встречать этих людей. А ещё на пушечный выстрел не подходить к злосчастной юриспруденции - как минимум до тех пор, пока меня не перестанет бросать в дрожь от одного её упоминания.

Приятное исключение из этого безрадостного правила – всяческая уголовщина. Криминалистика, если точнее. Ну и, пожалуй, ещё незабвенные human rights. А все остальные истины сомнительного характера пусть остаются в прошлом, где им самое место.

На самом деле, всё, что со мной сейчас происходит, - это очень правильно с какой-то стороны. Ведь если бы не нынешние ужасы жизни, я бы, возможно, грешным делом и задумалась о классической юридической карьере. Потому что благородное дело, лучезарные перспективы и вообще в жизни надо всё попробовать. Но теперь, после всей этой нервотрёпки, ни о чём таком, разумеется, не будет и речи.
А будут, как и мечталось, только детективные расследования, умопомрачительные головоломки и приключения. Ну и симпатичная официальная работа для прикрытия. Что-нибудь творческое, скорее всего. Или всё-таки политика, к которой, похоже, так или иначе ведут все мои дорожки.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Ну, какое же я всё-таки недоразумение! Просто планетарного масштаба.

Даже ГОСы, старые добрые ГОСы, которые тем и хороши, что едины для всех и каждого, не могу сдать нормально, без фокусов и авралов. Поэтому буду сдавать их в особом порядке. Досрочно. С чужой группой. По лично для меня придуманным билетам.

А вот диплом я, похоже, буду защищать в зале суда. Благо он, по иронии судьбы, повествует об особенностях защиты как раз тех прав, которые сейчас крайне непредусмотрительно нарушает моя научная руководительница, так что весьма удачно впишется в ход слушаний по делу. Совмещу, так сказать, неприятное с бесполезным. И актуальность своей писанины докажу на практике, и публичных извинений от этой удивительной женщины потребую. За каждый резкий выпад, за все потрёпанные нервы. Ведь дельные советы по теме и откровенные оскорбления – это совсем не одно и то же. И если первым я всегда была и буду только рада, то вторых не потерплю ни от кого. Особенно от человека, который сначала искорёжил мне весь план исследования и послал куда подальше, сказав возвращаться только с полностью готовой работой; потом потерял отданный ему экземпляр диплома, о чём молчал ровно до тех пор, пока я сама не пришла к нему и не поинтересовалась судьбой своего творения; а получив-таки заветный файл, засыпал меня абсолютно безосновательными претензиями уничижительного характера и, для пущей важности, потребовал поторопиться с исправлением несуществующих ошибок – дескать, сроки поджимают.

Сроки, понимаете?! Теперь – за неделю до сдачи полностью оформленной и отрецензированной работы в деканат - они её вдруг заинтересовали. А на протяжении практически шести месяцев, в течение которых она принципиально не интересовалась моими делами и не отвечала взаимностью на мои попытки коммуникации, их, наверное, не существовало, да?.. И приказов о довольно странных временных рамках повсюду развешено тоже не было – они просто приснились всем остальным профессорам и студентам, не иначе.

Впрочем, ладно. В конце концов, цейтнот – это ещё не самая худшая часть нынешней ситуации. Настоящая-то проблема ведь вовсе не в нём, а в отсутствии у моей научной руководительницы хоть каких-то представлений о совести и этике, нехватку которых нельзя компенсировать никаким временем. Зато можно компенсировать вред, по причине такой нехватки нанесённый. Так что следующее письмо этой женщины, если оно будет столь же богатым оскорбительные формулировки, как предыдущее, отправится прямиком в суд. Вместе с соответствующим исковым заявлением.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Моя научная руководительница – она такая… загадочная.
Показываю ей план будущего диплома – ноль реакции. Демонстрирую длиннющий список литературы, а в ответ опять тишина. Добиться хоть какой-то реакции на свои труды праведные мне удаётся, лишь сорвав этой удивительной женщине очередной экзамен. Но, увы, этот успех сиюминутен. И в следующий раз, когда я отдаю ей на проверку уже готовую – прекрасно написанную и выверенную до точки работу, то вновь нарываюсь на таинственное молчание. Которое, между прочим, длится уже вторую неделю и совершенно не собирается оборачиваться чем-то дельным.
В пятницу – единственный рабочий день моей неразговорчивой руководительницы, я пойду отлавливать её. И отловлю, чего бы мне это ни стоило. А потом заставлю дать добро на сохранение моего диплома в его первозданном виде. Потому что совершенно, абсолютно и решительно не собираюсь менять что-либо в своей писанине за неделю до её торжественной сдачи в деканат. И не за неделю – тоже не собираюсь. Ибо в ней и так всё прекрасно, хотя и весьма удивительно местами.

А пока мои коварные планы дожидаются своего часа, я раскрашиваю стенки в своей комнате. И вот не надо сейчас на меня так смотреть! Потому что карандаш в моих руках – самый простой и безобидный, обои – моющиеся, серый цвет прекрасно гармонирует с жемчужным, а, если что, на горизонте всё равно ремонт. И вообще, я всегда говорила о том, что предпочитаю интеллектуальные развлечения.

Кстати, о развлечениях.
Я, кажется, знаю, где, помимо всенародно известных источников, черпал вдохновение для своих криминальных игр тот самый Зодиак, чей последний шифр мы с А. самозабвенно разгадывали на глазах у изумлённой публики во время предыдущего заседания нашей славной компании. В романе Агаты Кристи «Убийства по алфавиту», главный герой которого так же, как и наш маньяк (или, согласно моей любимой версии, законопослушный с правовой точки зрения гражданин, возможно даже – сотрудник полиции, забавы ради выдававший себя за убийцу) заваливал детективов чертовски ироничными посланиями. В них он сообщал стражам порядка о месте и времени своих будущих злодеяний, регулярно уличал Пуаро и прочих следователей в полнейшей некомпетентности и просто жаловался на беспросветную скуку. А ещё ABC – под таким псевдонимом скрывался литературный убийца - старательно наводил тень подозрений в совершении своих злодеяний на заранее выбранного человека. Абсолютно невиновного. Зато психически неуравновешенного, легко поддающегося влиянию и, в силу особенностей своей психики и безрадостного прошлого, отчаянно уязвимого для обвинений.
Есть ли в методах этих двоих ещё какие-то сходства я смогу точно сказать лишь после того, как перечитаю бессмертное творение леди Агаты. А пока поведаю вам ещё один интересный факт из биографии Зодиака, которого, чует моё сердце, вы, моими стараниями, скоро проклянёте вместе с со всеми любителями без умолку болтать на криминальные темы. Притом, что этот человек (или несколько разных людей, никоим образом друг с другом не связанные… или связанные, что тоже возможно) безо всяких угрызений совести убивал попадавших в поле его зрения девушек, он неизменно оставлял в живых их спутников.
Бог знает – почему, но такая избирательность в выборе жертв (или просто - уголовных дел) наводит на меня на мысль о том, что под маской Зодиака какое-то время вполне могла скрываться женщина. Не любая, конечно, а брошенная своим возлюбленным и одержимая идеей устранения конкуренток – пусть, не самолично, так хоть в своём воображении. Скажем, невзрачная секретарша из полицейского управления, имеющая доступ к архивам и идеальную репутацию. Или талантливая журналистка с нелёгкой судьбой. А может, и поистине сумасшедшая барышня из тех, кто без зазрения совести последует примеру известного убийцы просто чтобы немного разбавить серость своих будней.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Вряд ли хозяйка художественного салона, где мы с моей приятельницей вчера искали что-нибудь красивое для дома, для семьи, очень обрадовалась, когда, узрев очередной шедевр современной живописи, я радостно завопила «Вермеер! Подделка! Ну, конечно!», но в тот момент мне было абсолютно наплевать на чувства этой – милой во всех отношениях, кстати, - женщины. Потому что, насмотревшись всяких художеств различной степени симпатичности, я, наконец, поняла, чей почерк так отчётливо виделся мне в злодеяниях незабвенного Джима Мориарти. Почерк талантливого мистера Рипли!
Того самого, который ещё задолго до появления на криминальной сцене Джима-из-АйТи уже был самым настоящим преступником-консультантом. Не по званию, но по призванию и роду деятельности. Который первым сообразил, что, чем зазывать к себе в соратники профессионального киллера с соответствующей самооценкой и весьма обширными запросами, гораздо проще завербовать для выполнения особо грязной работы смертельно больного человека. Особенно, если у того есть семья. Достаточно лишь предложить ему в обмен на чистые убийства указанных – разумеется, нехороших, а как же иначе! - лиц оплату дорогостоящего лечения и деньги на содержание его детей. А там уж останется лишь обаятельно улыбаться, излучать понимание и поддержку, да следить за процессом исполнения своих требований с безопасного расстояния. Который весьма успешно для себя любимого сотрудничал с мафией, менял паспорта и личины. И, наконец, был мозговым центром подпольного синдиката, занимавшегося подделкой и последующей продажей картин несуществующего художника. Не Вермеера, правда, а Дерватта, но это как раз тот случай, когда от перемены мест слагаемых сумма ни капельки не меняется, зато ой как прибавляет в цене.
Не то, что моя несчастная самооценка, которая сразу после того, как мне стало окончательно ясно, что в этом деле к чему, скоропостижно рухнула куда-то в Тартар. Потому что уж больно много времени мне понадобилось на то, чтобы увидеть столь очевидную связь между общеизвестными фактами.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Докатилась. Всего один день без происшествий - и я уже натурально вою от тоски. Пока что лишь в мыслях, но это только пока. И вообще, ещё пара часов дождливого издевательства совершенно точно сделает из меня стихийное бедствие. Да, дорогое мироздание, это я к тебе сейчас обращаюсь. Так что внемли и делай соответствующие выводы, пока не поздно.
Можно, конечно, тяжко вздохнуть и с выражением глубочайшей печали на лице сказать, что у меня тут, помимо дождя и тоски, переломный момент в жизни. Но мне совершенно не идёт выражение глубочайшей печали. Да и с моментами ерунда какая-то получается, потому что они у меня все – переломные. И решения – судьбоносные. Оттого, собственно, и жизнь такая весёлая.
Я опять плохо влияю на людей. И ладно бы только на посторонних. Так нет же, на этот раз под влияние моего пагубного обаяния попала моя собственная мама. Теперь она у нас тоже полуночница. Не спит до рассвета и всё чаще соглашается со мной в том, что в половина четвёртого утра – это чрезвычайно удачное время для прогулок. И для завтраков. Или ужинов – мы с ней ещё не определились с названием для этих чаепитий.
Случайные прохожие колоритной наружности регулярно пристают ко мне с вопросами из разряда «Иде я нахожуся?». И в каждом из них я честно подозреваю путешественника в пространстве и времени. А скоро, такими темпами, ещё и оглядываться по сторонам в поисках синей полицейской будки начну.

22:06 

Доступ к записи ограничен

Лицо, сочувствующее правосудию.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Лицо, сочувствующее правосудию.
Я, наконец, досочинила свой многострадальный диплом по праву и теперь с чувством выполненного долга из всех сил наслаждаюсь, пусть и крайне относительной, но всё-таки свободой, свалившейся на меня по завершении литературно-юридических трудов. А помогают мне в этом приятственном во всех отношениях деле мои верные и горячо любимые други.
Вчера прекрасная девушка Софья, которая обладает практически магической способностью одним своим присутствием превращать самые обычные дни в праздничные, вытащила меня на предпремьерный показ мюзикла «Звуки Музыки». За что ей огромное, прямо-таки необъятное спасибо, потому что я уже тысячу лет не получала такого удовольствия от созерцания театральной постановки.
Новая версия знаменитой истории о поющей семье неожиданно получилась не просто удачной, а поистине идеальной. Очень красивой, немного волшебной и ужасно трогательной. Да-да, именно трогательной, а вовсе не глупой, как большинство романтических эпосов подобного толка. В этом, на мой взгляд, и заключается её главная, но далеко не единственная прелесть.
Помимо совершенно замечательной атмосферы, в спектакле также присутствуют великолепные музыкальные номера, потрясающие декорации и великое множество чрезвычайно удачных режиссёрских решений. Ну и, конечно же, милейшие детки. И много-много доброй иронии. А ещё «тако-о-ой ми-и-и-илый» Макс Детвайлер. Так что, если вы вдруг не собирались своими глазами смотреть это чудо, то срочно начинайте собираться. Ибо оно определённо стоит того, чтобы быть увиденным.

Ещё мы с Сонечкой были в гостях. Не у кого, а где - в кафешке с завлекательным названием «Гости», которую я уже тысячу лет обещала осчастливить своим визитом. Сие злачное место оказалось очень даже симпатичным, но вот тамошняя публика…
Сначала нам докучал маньяк с фотоаппаратом. На протяжении доброго часа он внимательно следил за ходом нашего разговора и честно пытался запечатлеть его самые интересные моменты себе на долгую добрую память. Мы уже собирались завести с ним светскую беседу на предмет недопустимости столь бесцеремонного вторжения в нашу личную жизнь, когда он, словно почуяв неладное, быстренько ретировался восвояси. Но, увы, спокойнее жить нам от этого не стало. Ведь в кафе остались другие посетители. Которые, едва наш наблюдатель покинул помещение, последовали его примеру и тоже уставились на нас, как на музейные экспонаты какие-то. А особо смелые, к тому же, принялись вслух комментировать увиденное.
Но больше всех, конечно, отличился официант, который, получив разрешение забрать наполовину полную тарелку, вмиг растерял всю свою галантность, ощетинился и угрожающим тоном вопросил, в чём проблема. Признаться честно, я аж растерялась от такой непосредственности. Но, тем не менее, клятвенно заверила своего оппонента в том, что всё отлично и даже вкусно, просто я не привыкла есть за троих. Правда, он, похоже, не поверил ни единому моему слову. Потому что больше к нам не подходил. И вообще не появлялся в зале. Повесился с горя в какой-нибудь подсобке, не иначе.

А сегодня с утра пораньше мы с моей боевой подругой Чиффой штурмовали культовую Билингву. Я не была в этом диком, но симпатишном местечке уже лет сто, не меньше. И очень зря! Ведь это так здорово - начинать свой день с восхождения по крутой лестнице и последующих посиделок в уютном полумраке стимпанковской реальности под аккомпанемент любимого рок-н-ролла.
Следующим пунктом нашей культурной программы должен был стать ботанический сад. Но стала, в силу всяческих обстоятельств, ВВЦ. А что хорошего у нас нынче есть на бывшей выставке народного хозяйства? Правильно, всякие странные заведения. В том числе и незабвенный рок-бункер, суровых обитателей которого я в очередной раз порадовала своим неприлично светлым костюмом, лучезарной улыбкой и мастер-классом по скоростному завязыванию корсетов в экстремальных условиях.
Однако шатаний по сомнительным подвалам нам оказалось мало. Так что, выбравшись из полутёмного подвала, мы решительно отправились пить кофе на другой конец города. В конце концов, путешествовать – так путешествовать.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Была у меня когда-то мечта идиота – обзавестись какой-нибудь сильно экстравагантной специальностью с ужасно загадочным названием и ещё более загадочной сущностью. В нынешний вторник она сбылась. Теперь я - дипломированный эксперт по всяческим странностям. Точнее, знаток французского странноведения, но первая формулировка мне, конечно, нравится, гораздо больше.
Так получилось, что наш выпускной совпал с юбилеем CUF’a, коему в этом году исполняется двадцать лет. Университет в компании всяких высокопоставленных товарищей праздновал сие прекрасное событие целых три дня подряд. Мы же, как чрезвычайно занятые люди, с чистой совестью прогуляли большую часть официальных мероприятий и пришли только на вручение себе любимым дипломов. Но внести смуту в размеренное существование родного учебного заведения всё равно успели.
Нет, тащить на русско-французские посиделки приметные мелочи с британской символикой я, вняв мольбам менее ироничных ближних, не стала. На том мои жертвы в угоду дипломатии и закончились. И началось веселье, толику которого я клятвенно обещала себе и окружающим внести в официальную атмосферу празднества на высшем уровне.
Моё искреннее «ску-у-учно», которое я прошептала сидящему рядом однокурснику в знак солидарности с его мнением насчёт всего происходящего, как выяснилось позже, слышал не только он, но и толпа народу в радиусе отдельно взятой аудитории с протекающей крышей. В том числе и очень странный оратор, на чьё выступление в рамках русско-французской конференции по праву нас самым коварным образом загнали предприимчивые деятели из администрации. Впрочем, уж перед кем – перед кем, а перед этим субъектом мне за свои слова совершенно не стыдно. Ибо, после того, как он в сто пятьдесят пятый раз повторил, что «наука – это удивление, так что давайте снова удивимся» у меня не осталось к нему совсем никаких тёплых чувств. Потому что я-то, в отличие от некоторых, уже пятый год к ряду удивляюсь. И чем дальше, тем сильнее это удивление смахивает на откровенный ужас.
Впрочем, не будем о грустном. В конце концов, в один прекрасный момент чудо всё-таки случилось и бессмысленные разглагольствования о многогранной сути юриспруденции подошли к концу. Впереди у нас был выпускной, но прежде - практически полчаса полнейшей свободы. На радостях по этому поводу мы отправились на поиски буфета. Нашли, однако, не только его, но и куда более интересный уголок новёхонького здания, а именно - обитель местного философского факультета. Главной достопримечательностью этого места было, конечно же, расписание занятий, пристально изучив которое, мы внезапно осознали, что нам, оказывается, ещё очень повезло с профессией, и с предметами, и с учебным графиком, и вообще по жизни.
Мы вернулись в аудиторию с протекающей крышей. Отыскали своих однокурсников. Оккупировали центральную часть амфитеатра. Перерыли содержимое собственных сумок в поисках телефонов, фотоаппаратов и прочих жизненно необходимых мелочей. Обсудили всё, что только можно и нельзя. А церемония вручения дипломов всё никак не начиналась. То заместитель ректора сбежал, то кто-то из посольств куда-то делся, то документы потерялись, то ещё что. Когда все нужные люди и вещи, наконец, заняли свои места, я не удержалась и порадовала их живым исполнением незабвенной «let’s get it started». Они впечатлились, но сертификат мне всё-таки отдали. И даже от всей души поздравили с успешным окончанием… и так далее по протоколу.
Получив заветные документы, мы с ребятами мигом утратили интерес к происходящему и вместо того, чтобы продолжит вести себя прилично и хлопать в нужных местах, принялись громогласно строить планы на будущее. Но и за это нас никто ни откуда не погнал. Зато сфотографировал на память в компании коллег по цеху – вытребовать бы ещё теперь эти фотографии у несравненной Ангелины из Бюро.
Вслед за официальной частью последовали фуршет, наши попытки отыскать среди уймы хороших людей нашу преподавательницу и лично поблагодарить её за всё хорошее, на удивление душевные беседы за жизнь и, наконец, совершенно потрясающая прогулка утопающему в тумане и отблесках ночных огней городу.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Вчерашнее заседание клуба Диоген, как с присущей ей иронией нарекла эту тёплую компанию почитателей единственного и неповторимого консультирующего детектива прекрасная  mountie, получилось просто замечательным.

Во-первых, люди. Их было много, и они были поголовно прекрасны.

Во-вторых, нам снова очень повезло на всякие совпадения и ассоциации. В прошлый раз неподалёку от кинозала нас поджидал китайский ресторан, в этот раз – бассейн. И таксист-убийца из первой серии, точнее, его местный двойник. А также весьма любопытная стройка и практически мафиозные граффити.

Ещё одним приятным сюрпризом вчерашнего дня стал чрезвычайно любопытный шифр, которым с нами любезно поделилась  mountie, за что ей от меня большое человеческое спасибо. Автором странного послания был неуловимый Зодиак из Сан-Франциско. По версии официального следствия – классический маньяк с садистко-литературными наклонностями, впрочем, до сих пор не пойманный. По нашему же скромному мнению, обычный, среднестатистический полицейский, который в своё время отчего-то взъелся на систему правоохранительных органов, вот и воспользовался служебным положением, для того, чтобы жестоко посмеяться над своими коллегами, а заодно и надо всем миром, посредством знаменитых писем от лица весёлого душегуба, чей собирательный образ до сих пор волнует сердца сотен, если не тысяч любителей криминальных загадок. В пользу этой версии говорит и нарочито переменчивый от записки к записке почерк псевдо-маньяка, и откровенно карикатурный стиль речи, и чрезмерное разнообразие методов убийства своих жертв, обычно не свойственное серийным злодеям. Плюс весьма условная осмысленность одного из так и не расшифрованных писем, в тексте которого лично я вижу сплошной подвох: полтора страшных слова для достоверности да набор бессмысленных значков – мечта интеллектуального мазохиста, а не загадка, в общем.
Уж не знаю, как там оно всё было и есть на самом деле, но, на мой взгляд, такие шутки характерны, скорее, не для жестокого психа, а для непризнанного литературного гения, который забавы ради приписывает себе чужие злодеяния, и, разговаривая с публикой от лица несуществующего преступника, просто совмещает творчество с издевательством над окружающими. В то время, как более масштабные и менее противозаконные его творения красуются на полках книжных магазинов, возможно даже, с настоящим именем автора на обложке. Просто никто об этом не знает.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Выходные в компании прекрасной девушки Яны прошли под девизом «Я познаю мир» и вполне предсказуемо получились просто замечательными.
Сначала была очень симпатичная восточная кафешка и китайская кухня, которая совершенно неожиданно оказалась не только съедобной, но и чрезвычайно приятной на вкус. Потом – сувенирная лавка современного образца, солнечная ВДНХ и, наконец, полутёмный подвал первого выставочного комплекса, широко известный в узких кругах как магазин рокерской атрибутики, где обнаружилась целая уйма разномастных черепушек и прочих устрашающих интересностей, а также очередная версия флага угадайте-какой-страны в мою коллекцию. Далее последовали безуспешные поиски местного военторга, чья сущность ни с того, ни с сего всерьёз заинтересовала моё беспроглядное любопытство, а затем - очередной раунд наших традиционных блужданий по лабиринту родного метрополитена, завершившийся на Лубянке. Там - в одной из самых уютных кофеен этого города - мы отметили окончание наших субботних похождений, после чего вновь вступили в неравный бой с картографией московской подземки, который, пусть и не без труда, но всё-таки выиграли.
В воскресенье мы продолжили наши похождения. Добрались до Горбушки. Отыскали внутри торгового комплекса какие-то загадочные картриджи, огромный аквариум с рыбками и настоящей морской звездой, и хот-доги марки с говорящим названием «Стардогз», а в нескольких шагах от него – на удивление хорошую для своего местоположения кофейню, где и остановились на обед. Перекусив и переведя дух после предыдущих свершений, мы вновь отправились в путь. Прокатились на метро до Кунцевской, а оттуда пошли пешком – сквозь осенний парк и очень красивые цветочные дворики – в сторону Молодёжной. Так уж получилось, что до сегодняшнего дня я ни разу не была в тех краях, так что для меня наша прогулка получилась не только чрезвычайно приятной, но и весьма познавательной. Ну а тот факт, что завершилась она визитом в книжный магазин, на просторах которого тоже нашлось много чего интересного, сделал её совсем уж идеальной по моим меркам.

В понедельник я честно пыталась довести до ума свой многострадальный диплом. А довела лишь себя и окружающих - до белого каления, вселенской тоски-печали и общего раздрая. Как честная девушка и ответственный человек на следующий день я должна была продолжить свои общественно опасные изыскания, но как истинный гуманист решила, что душевное равновесие мне явно дороже лавров великого правоведа и, отложив научное творчество до лучших времён, с утра пораньше отправилась в гости к своей боевой подруге Катерине, с которой мы не виделись уже лет сто, не меньше.
Изначально мы с этой прекрасной девушкой собирались побродить по окрестностям моего бывшего и её нынешнего университета. Вспомнить былое, поностальгировать, маньяков в лесочке близ студгородка поискать, наконец. Однако ещё в самом начале пути пришли к выводу, что неизвестность – она всяко интереснее прошлого, решительно свернули с проторенной дорожки и в результате попали в один из тех новомодных кварталов, где жилые небоскрёбы не просто вполне благополучно соседствуют с тёмным лесом, но и, словно грибы, буквально вырастают из окружающего их зелёного массива.
Немного побродив среди этой вопиющей эклектики, мы вышли на шоссе, а прошагав несколько сотен метро вдоль его обочины, очутились у входа в какой-то парк, который при ближайшем рассмотрении оказался Тропарёвским, очень красивым и почти совсем безлюдным. Пока моя спутница любовалась живой природой во всей её красе, я изо всех сил старалась утопиться в местной речушке, навернуться с высоты птичьего полёта или хотя бы хорошенько заблудиться. Стараниями Катерины, достигнуть успеха ни в одном из этих начинаний мне, по счастию, так и не удалось.
Тем не менее, завести нас в какой-то бурелом я всё-таки ухитрилась. Правда, длилось моё путешественническое счастье недолго, потому что, стоило мне размечтаться о долгих и весёлых поисках выхода в люди, как на нашем пути – то бишь, точнёхонько посреди заросшей сорняками поляны - возникла возмутительно цивилизованная бетонная дорожка. При виде неё Катерина зачем-то вспомнила о том, что уже через два часа должна быть на лекции у профессора, к которому ни в коем случае нельзя опаздывать, и, несмотря на все мои протесты против столь скоропостижного завершения такой замечательной прогулки, чуть ли не бегом помчалась в ту сторону, где по нашим расчётам должен был быть город. Каково же было её удивление и моя нескрываемая радость, когда, выбравшись из лесу, мы узрели перед собой не только городской пейзаж, но и отделявшее его от мест наших странствий чистое поле, стараниями человеков превращённое в эпицентр очередного строительства и заодно свалку строительного мусора.
Растянувшаяся на многие километры пересечённая местность была весьма живописна и являла собой отличный пример пересечения прогрессивного и природного начал. Однако особую прелесть ей придавало то обстоятельство, что именно по ней нам предстояло шкандыбать до ближайшего шоссе. Поначалу Катерина, конечно, не особенно разделяла мои восторги по поводу чудесной возможности окончательно доломать туфли методом скоростного лазанья по рытвинам и ухабам, но по ходу дела втянулась в процесс и даже признала его увлекательным. А потом мы набрели на склад каких-то бесхозных труб довольно внушительного диаметра. И, разумеется, не смогли пройти мимо этого безобразия, не излазав его вдоль и поперёк и не запечатлев всё увиденное для истории.
Но на этом прекрасные моменты нашего путешествия не закончились. Потому что после долгих странствий и высокоинтеллектуальных бесед на тему «а ты точно уверена, что мы идём в нужном направлении?» мы, окончательно перепачкавшись и хорошенько напугав своим видом случайных прохожих, таки вышли на шоссе. Огляделись по сторонам, полюбовались на указатель, сообщавший всем интересующимся о том, что они находятся в нескольких минутах ходьбы от Подмосковья, выдохнули. И тут Катерина поинтересовалась у меня, где здесь ближайшее метро. Пришлось раскрыть ей страшную тайну о том, что таковым является то самое, от которого мы всего-то за четыре часа сюда дошли, а затем, вдоволь налюбовавшись выражением истинного недоумения с толикой возмущения на её лице, лихорадочно соображать, что делать дальше и как жить. Проще говоря, идти куда глаза глядят и надеяться на лучшее.
Как ни странно, обратный путь оказался едва ли не в три раза короче своего отражения. Возможно потому, что на этот раз мы шли не моим любимым максимально запутанным маршрутом, а строго по ориентирам, не отклоняясь от вычисленного путём нехитрых логических умозаключений маршрута ни на шаг. А может, всё дело в той – откровенно космической – скорости, с которой мы мчались навстречу знаниям. Кстати о них, родимых. В конце концов, Катерина всё-таки успела на свои занятия. Я лично за этим проследила, прокатившись вместе с ней до любимого факультета. Её приключения на этом закончились, а вот мои, как выяснилось, только набирали обороты.
Потому что к тому моменту, как я рассталась со своей подругой, на дворе уже успел образоваться час пик. Я решила, что это хороший повод ещё немного прогуляться. И ведь прогулялась! Километров так несколько вдоль шоссе, и это после шести часов хождений по лесу.
Домой вернулась лишь под вечер. Замызганная, счастливая до неприличия и со стёртыми практически до костей ногами. Стащила с себя туфли и пиджак, рухнула на первый попавшийся диван и тут же провалилась в сладкий-сладкий сон, которого со мной не случалось со времён моей прошлой вылазки в неизвестность.

P.S. Википедия сообщает, что несколько лет назад в этом самом Тропарёвском парке, где мы шатались, имело место радиоактивное загрязнение, которое, впрочем, было успешно локализовано. И почему же меня совершенно не удивляет это известие?

Лицо, сочувствующее правосудию.
Сижу себе тихо, спокойно, никого не трогаю, излучаю счастье и радость, ужинаю. Краем глаза поглядываю на дисплей родного компьютера в ожидании всяческой важной корреспонденции, которая должна прийти уже с минуту на минуту. Наконец, в уголке экрана высвечивается заветный конвертик. При ближайшем рассмотрении выясняется, что это со мной жаждет пообщаться славная девушка Лена. А славная девушка Лена у нас - медик. И просто хороший человек. А ещё моя однокурсница по французскому колледжу. В общем, идеальная кандидатура на роль приятной собеседницы. Так что я решительно открываю её письмо и первым делом натыкаюсь на упоминание какой-то топки, о которой мне якобы обещали рассказать. Я ничего такого не помню, зато вижу ссылки на какие-то фотографии. Вот и отлично, думаю, сейчас погляжу на них и узнаю, о чём идёт речь.
Поглядела, ага. Труп вскрытый, труп разложившийся, человеческие внутренности не первой свежести во всей красе, швы-швы-швы, черепушечки полуразбитые, кровища запёкшаяся. Привет из морга, одним словом, и приятного аппетита, дорогие любители анатомической топографии, чьё сокращённое название я так опрометчиво запамятовала. А что? Сама напросилась же. О чём, кстати, ни капельки не жалею, потому что оно всё, хоть и малоприятно, но нужно. Наверное.

Ведь смех-смехом, а я уже второй год кряду отчаянно страдаю от нехватки в атмосфере медицинской информации. С учётом того, что на все проявления этой самой информации, за исключением стоматологических и тех, что с приставкой «судебная», у меня наблюдается совершенно беспричинная и в то же время поистине жуткая аллергия, вплоть до озноба и потемнения в глазах при первом же её упоминании, ситуация получается абсурдная до неприличия. Из разряда «хочется, но не можется, поэтому делается, но с грехом пополам и жертвами».
То есть, о лечебно-прикладной профессии для себя я даже не заикаюсь (куда уж там, если меня от одного вида поликлиник и больниц уже трясти начинает, как под током), зато регулярно заглядываюсь на научно-исследовательские и околомедицинские специальности. Фармация, биоинженерия, судебно-медицинская экспертиза. С последней из них, а также с судебной психиатрией я, скорее всего, столкнусь в магистратуре, что несколько обнадёживает. О первых же двух мне пока остаётся только мечтать, да и то не слишком рьяно, чтобы лишний раз не травить себе душу. Потому это, на самом деле, очень обидно - осознавать, что для того, чтобы на постоянной основе спасать человеческие жизни, тебе хватает и мозгов, и сил, и даже желания. Не хватает только одной мелочи – психологической, чтоб её, предрасположенности к такой работе. Только вот мелочь эта, по иронии судьбы, самая главная и, как показывает практика, совершенно неисправимая.

А впрочем, не так уж всё и грустно, как кажется. Точнее, совсем не грустно, просто у меня в кой-то веки приступ осенней хандры, вот я и ною на первую же попавшуюся тему. Потому что здравый смысл подсказывает, что, помимо всяческой медицины, на свете есть ещё немало способов посильно помогать ближним, и один из них я уже успела сделать своей профессией. Ну а то, что мне этого мало – спишем на мою увлекающуюся натуру и общий идиотизм.
Но вменяемые учебники по химии и анатомии найти и прочитать всё-таки надо. На всякий случай.

Лицо, сочувствующее правосудию.
У нас тут, оказывается, на удивление спокойный район. Из ужасов жизни – в основном бытовые неурядицы, мелкие кражи, да автомобильный вандализм. Изредка ещё причинение вреда здоровью средней тяжести и мошенничество, впрочем, тоже не сказать, чтобы очень масштабное. Плюс – сезонные самоубийства. И убийства – раз в полгода. Зато, как говорится, какие.
Прошлое, к примеру, прямо-таки сошло со страниц сочинений Чейза.
Один умник прикончил свою богатую родственницу, дабы раз и навсегда завладеть её весьма внушительными сбережениями. Затем раскромсал тело несчастной женщины на мелкие кусочки, аккуратненько сложил её вконец изуродованные останки в хозяйственную сумку на колёсиках, прогулялся с этим багажом через мост до набережной (мой любимый маршрут, однако же), откуда и сбросил тяжкую ношу в реку. А через три дня после этого пришёл в полицию жаловаться – дескать, у меня тут родная душа пропала. Я ж говорю – нелюдь, из тех, на кого и смертной казни средневекового образца не жалко. Его, кстати, довольно быстро поймали и осудили – далеко и очень надолго. Но прогулки по набережной таки уже никогда не будут прежними, н-да.

Желающих повторить печальный опыт этого гада в наших краях пока, к счастью, не наблюдается. Зато с наступлением осени изо всех щелей повылазили мастера художественного слова местного розлива, чьи заявления, объяснения и сообщения уже который день радуют мой неравнодушный к литературным шедеврам глаз своей красотою и оригинальностью.

Ещё в самом начале моей службы к нам поступило заявление от одного сознательного гражданина, который шёл себе спокойно по улице, никого не трогал. А потом, проходя мимо очередного дома, вдруг почувствовал характерный аромат марихуаны. Запрокинул голову, увидел распахнутое настежь окно на третьем этаже и сделал потрясающий по своей логике вывод о том, что там, в комнате за этим окном «сидит наркоман и курит». После чего пошёл в ОВД и сообщил о своих подозрениях тамошним сотрудникам.
Те, естественно, послали по указанному адресу… нет, не заявителя, а соответствующий наряд. Полицейские дружною толпою приехали на место происшествия – брать гада, но никаких наркоманов или хотя бы признаков присутствия таковых там, естественно, не обнаружили. Проверка по заявлению бдительного товарища была благополучно завершена, в возбуждении уголовного дела ему было отказано.
И нет, правильный вопрос тут не «Почему?», а «Чем занимается на досуге человек, если он, во-первых, вообще, знает, как пахнет марихуана, а, во-вторых, способен учуять запах оной (пусть и только – якобы) с расстояния в двадцать с чем-то метров?»

Потом к нам пришло дело, суть которого, по мнению милого человека из дежурной части, состояла в том, что где-то там далеко «дерутся трое». Из чистого любопытства, я стала листать материалы проверки по факту этого безобразия и обнаружила среди них заявление потерпевшей, в котором она сообщала, что тёмным вечером такого-то числа вместе со своими друзьями шла по одной из местных улиц. В какой-то момент к ним подошли агрессивно настроенные молодые люди и, цитирую: докопались до них. На этом – несомненно, интересном, по крайней мере, с лексической точки зрения, - месте повествование внезапно обрывалось. Вновь возобновлялось оно лишь в объяснении бедной женщины, где она – внезапно!- утверждала, что не имеет ни к кому никаких претензий, и клятвенно обещала разобраться во всём самостоятельно.
Мы с моим боевым товарищем, решительно продираясь сквозь тернии кошмарного почерка и просто феерической безграмотности, честно прочли её писанину от первой до последней закорючки, но так и не смогли до конца осознать сакральный смысл этого шедевра художественной мысли. Поняли только, что милая дама собирается самостоятельно разбираться со своими проблемами. И теперь дружненько надеемся на лучшее. А я, к тому же, ещё и дожидаюсь появления в близлежащих закоулках бренных и, что гораздо важнее, бездыханных тел её обидчиков.

А на днях отличилась свидетельница по запутанному делу двух обитателей новоявленной коммуналки, один из которых, не без помощи своих друзей, ломает имущество второго и всячески угрожает тому, требуя в обмен на спокойствие выкупить у него по завышенной цене его долю жилплощади. Эта прекрасная женщина долго и в красках описывала беседу своего знакомого и, по совместительству, жертву соседского самоуправства, с одним из хулиганов. А закончила своё объяснение совершенно потрясающей фразой:
- Ругаясь и скандаля, он (хулиган) ушёл, пообещав Такому-то (потерпевшему) и его сыну новую жизнь.
Так мы узнали о том, что по нашему району разгуливает Тайлер Дёрден местного значения.

Товарищ из соседнего подразделения, чьи переговоры с коллегами мы регулярно слышим по рации, тоже решил не отставать от всего прогрессивного человечества и намедни порадовал нас поистине гениальным сообщением:
- В сквере, по адресу такому-то, лежит тело. – Пауза. – Два часа уже лежит.
Его собеседник, узнав об этом, аж поперхнулся от удивления. Мы, в свою очередь, тоже восхитились логикой человека, который с утра пораньше обнаружил на своём пути потенциальный труп, и зачем-то целых два часа ждал (любовался увиденным?), прежде чем сообщить о своей находке в штаб.

Лицо, сочувствующее правосудию.
- А оружие и наркотики я сегодня дома забыла! – жизнерадостно сообщил мой родной автопилот дежурному с контрольно-пропускного пункта в ответ на его реплику о том, что, да, действительно, среди моих вещей нет совершенно ничего противозаконного.
Его – автопилот – понять можно. Ведь, прежде чем озвучить сию реплику, ему пришлось хорошенько повозиться с молнией на сумке, которая ни в какую не хотела раскрываться под пристальным взором охранника, выудить из уймы совершенно безобидных мелочей мой паспорт, запихнуть сурьёзный документ обратно, и пережить второй раунд неравной борьбы с непокорной застёжкой. И это-то в половине десятого утра! А всё потому, что кое-кто шибко сознательный наотрез отказался поверить в мою безвредность для местного общества на слово.

Пока шла от КПП ко входу в управление, искренне недоумевала, с какой такой радости тамошние обитатели с утра пораньше практически в полном составе прохлаждаются на улице, вместо того, чтобы сидеть по кабинетам. Открыла входную дверь – и всё поняла. Ибо в помещении царил сущий мрак без единого намёка на освещение. Причём, распространялась темень не только на первый этаж, но и на второй, где я встретила очаровательную Викторию, поинтересовалась у неё, с каких пор у нас тут – военное положение, и узнала, что спонсором незапланированной акции по экономии электроэнергии являются наши родные коммунальщики, которым начало рабочего дня показалось идеальным моментом для экспериментального отключения всего и вся.

Любимое начальство, которое я имею обыкновение не замечать, пока не столкнусь с ним лоб в лоб, на этот раз тоже здоровалось первым. А потом так искренне нахваливало меня за всё хорошее, что аж прямо засмущалась вся. И очень обрадовалась, когда вместо какого-нибудь тихого кабинета за железной дверью, который мне пророчили вчера, меня отправили в ближайший опорный пункт – спасать наших защитников отечества от окончательного завала. Потому что разводить бурную деятельность по ликвидации всяческих авралов я люблю куда больше, чем с умным видом сидеть в начальственных креслах. Да и умею, если верить широкой общественности.

И вообще я у нас теперь, по милости красноречивого начальства, девушка по вызову. И нет, это не оскорбление, и даже не комплимент. Это одно из последствий искреннего желания гордого предводителя нашей милой компании пожурить за опоздание возжелавшего моей помощи товарища, который «нехороший человек - вызвал девушку ни свет, ни заря, а сам куда-то пропал».

На нашем опорном пункте работают чудесные люди. Один из них – тёзка моего дражайшего коллеги из соседнего района и тот самый «нехороший» человек, по совместительству, - на самом деле, замечательный. Очень обрадовался, узнав о том, что я хочу стать детективом, потому что «здорово, когда у человека есть цель в жизни», познакомил меня с нашим участковым (я несознательная личность, и до сегодняшнего дня имела весьма смутное представление насчёт чрезвычайно симпатичной личности этого товарища) и честно пытался накормить обедом. А ещё он, как мне удалось выяснить путём пристальных наблюдений за обстановкой его кабинета - курит трубку. Но после фамилии «Адлер» в протоколе я уже ничему не удивляюсь. Даже совместному намерению моих новых коллег отыскать-таки для меня что-нибудь особо тяжкое. Чтобы я это безобразие быстренько раскрыла – дня за три, не больше, а мне потом за такое дело диплом дали без экзаменов.

Лицо, сочувствующее правосудию.
- Капотня, да. Я мимо неё на уроках вождения иногда проезжаю. Жуткое место. Тебе понравится, - сказала мне как-то моя прекрасная Софья.

- Капотня, говоришь? – усмехнулся мой боевой товарищ, когда в ходе очередной нашей с ним беседы «за жизнь» я процитировала ему её высказывание. - Между прочим, по статистике этот район является одним из самых безопасных в нашем городе. А знаешь, где у нас всё по той же статистике самый высокий уровень преступности? На Таганке и Павелецкой набережной.
Я внимательно выслушала его, а затем жизнерадостно поинтересовалась:
- А теперь угадайте, где я гуляла вчера вечером?
- Понятно, - понимающе вздохнул он в ответ.

Удивительно, но факт. Я знакома с картографией местных трущоб куда лучше, нежели люди, в чьём ведении эти самые трущобы находятся. И знаю, что в портовых доках вовсе не опасно. Там невероятно красиво, ужасно интересно и просто очень уютно. А то обстоятельство, что в тамошних недрах имеют обыкновение околачиваться всякие криминальные элементы, лишь придаёт этому месту (а также всяким чердакам, подвалам и окрестностям железнодорожных путей), особый шарм.

Во второй день практики я пыталась проникнуть на своё рабочее место через зарешеченное окно. Узнав об этом, а также о том, что я не только не раскаиваюсь в содеянном, но и совсем не прочь повторить скалолазный трюк, Коллега осознал весь масштаб моей катастрофичности и при первом же удобном случае предложил мне как-нибудь прыгнуть с парашютом, раз уж мне так необходимы приключения, а высоты я всё равно не боюсь. Я его заботу о душевном благополучии собственной скромной персоны оценила, но идею санкционированного полёта, тем не менее, забраковала как слишком скучную. Ибо что может быть интересного в том, чтобы в условленное время, под присмотром знающих людей и при наличии страховки совершить заранее подготовленное, рассчитанное и, более того, отрепетированное действие, не отличающееся, ни особой сложностью исполнения, ни осмысленностью? Вот и я говорю – ничего. И вообще, если уж откуда и наворачиваться – так только с крыш заброшенных зданий. Это хотя бы будет идеологически верно.
А на днях я со знанием дела взламывала шпилькой замок нашего кабинета. Ну, я же не виновата в том, что ни одним из целой связки выданных мне ключей он открываться не стал! Моему боевому товарищу об этом инциденте известно с моих же слов. А вот милый человек из совета общественной безопасности о моих экзерсисах пока ничего не знает, но, несмотря на это, явно подозревает что-то неладное. А то с чего бы иначе ему сегодня с самым серьёзным видом сообщать мне о том, что главное в нашей работе – это личная безопасность сотрудников?

В пятницу у коллеги от жизни такой разболелась голова, и он полез в аптечку – искать аспирин. Аспирина не нашёл, зато обнаружил среди поистине фантастического количества бинтов и прочих средств для ликвидации последствий всяческих бедствий, салициловую кислоту. Почему-то в таблетках.
Я высказала предположение о том, что их надо разводить. Потому что салициловая кислота – это, по всей видимости, официальное название или просто разновидность салицилового спирта, того самого, который я, в силу своей потрясающей способности калечиться на ровном месте, литрам скупаю в аптеке, за что регулярно удостаиваюсь косых взглядов тамошних служащих.
Коллега предложил проверить мои слова опытным путём. Но потом мы вспомнили, что оба – непьющие, и вообще к нам скоро люди с оружием на беседу придут, и решили отложить весёлые эксперименты на будущее.

Будущее, тем временем, оказалось весьма интересным. Сегодня с утра пораньше Коллега торжественно сообщил мне о том, что меня у него забирают. В управление. Потому что с завтрашнего дня тамошний начальник, то ли уходит в отпуск, то ли уезжает в командировку. Его заместитель, как и следовало ожидать, берёт на себя его обязанности, а вот свои собственные – внезапно! – временно перекладывает на мои хрупкие плечи. Я ведь у нас всё умею и вообще умница.
С Коллегой, несмотря на это, мы всё равно остаёмся на связи. Ибо очень здорово сработались. Настолько, что он клятвенно обещал делиться со мной подробностями интересных дел и ждать меня в гости, а я - по мере сил и возможностей влезать в официальные расследования и вообще почаще заглядывать на огонёк.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Наша служба и опасна, и трудна. За это мы её и любим.
У нас не работает звонок на входной двери, постоянно виснет компьютер, сломался степлер, закончились патроны и имеются всего лишь две пишущие ручки на весь штаб (причём, одну из них вчера принесла я). Информационная база – лучшая в городе, между прочим, - отключена за неуплату. Наручники – и те заедают. По этому поводу я уже второй день кряду мечтаю кого-нибудь в них заковать, а когда они в очередной раз откажутся раскрываться, с самым невинным видом предложить их «жертве» оставить непослушные кандалы себе на память. Или хотя бы повесить на двери штаба объявление: дескать, товарищи потенциальные правонарушители, прежде чем совершать что-нибудь общественно опасное, подумайте хорошенько, хочется ли вам оказаться закованными в наручники, которые могут и не раскрыться, когда придёт время вас от них освобождать.
Ещё у нас есть музыка: рапорты особенно хорошо пишутся под композиции Sneaker Pimps и Placebo, дела читаются – под песни The Pretty Reckless. И вышедший после больничного коллега, который в первый же день своего возвращения к трудам праведным любезно забрал у нас большую часть писанины, после чего ушёл в закат и больше пока не возвращался. И разговорчивая рация, чьи высказывания способны вогнать в состояние смехотворной истерики даже самую хмурую личность. А также куча ужасно интересных дел, одно из которых нравится мне особенно, потому что его фигурант носит многозначительную фамилию Адлер.
В общем, это не работа. Это просто праздник какой-то.