Лицо, сочувствующее правосудию.
Меня не назовёшь большой любительницей кинотеатров. Или шедевров кинематографического искусства фантастической направленности. Но когда моя очаровательная подруга по разуму предложила мне составить ей, а также ещё толпе незнакомого, но заведомо симпатичного народа компанию на просмотре «Людей Икс», я безо всяческих колебаний согласилась. И, как показало время, очень правильно поступила. Потому что одно простое «why not?» обернулось для меня путешествием по лабиринту московского подземелья, сеансом развесёлого приобщения к прекрасному и незапланированной прогулкой по городу на десерт.
Впрочем, давайте обо всё по порядку.
На платформу станции Курская-Радиальная я ступила ровно за пятнадцать минут до назначенного времени встречи. И, дабы сей подвиг не остался незамеченным и не затерялся, ненароком, в веках, решила сообщить о нём Татьяне. Дескать, вот такая я молодец – обещала приехать пораньше и приехала-таки. Ради благого дела я честно перерыла содержимое своей необъятной сумки, откопала среди бесконечного множества обретающихся в её недрах вещей телефон и обнаружила на экране технологического чуда так и оставшееся с самого утра не закрытым сообщение от своей напарницы по поиску приключений.
- Народ собирается в 4:30 на Проспекте Мира (радиальной), - гласило оно.
На Проспекте Мира, понимаете? А вовсе не на Курской, которую предпочло взять за ориентир моё прекрасное сознание. Понятия не имею, как вообще можно было попутать эти станции - они ведь на разных ветках находятся, да и названиями совершенно не похожи, даже с оговорками и натяжками. Но мчалась по коридорам и эскалаторам родного метрополитена я практически со скоростью света. И каким-то чудом всё-таки примчалась на злополучный Проспект Мира вовремя. Там меня уже поджидала Татьяна, а также вышеупомянутая толпа незнакомых людей, которые в считанные секунды стали знакомыми.
Всей честной компанией мы немного потоптались на платформе в ожидании запаздывающих личностей, услышали от местной дежурной прекрасную в своей ассоциативности просьбу не ломать какие-то там конструкции и, наконец, под аккомпанемент стихийно возникавших бесед обо всём на свете направили свои стопы в сторону кинотеатра.
Как ни странно, дошли до своей цели мы с первой попытки и безо всяких происшествий. А потом на удивление быстро обнаружили на просторах гостиничного комплекса кинотеатр, где нас встретил милейший человек – администратор этого чудного заведения, насколько я поняла. Он очень обрадовался, заприметив в нашей компании уже знакомые лица, мило поболтал с нами, а потом ещё долго обсуждал нашу дружную толпу со своим коллегой. По-английски. Видимо, пребывая в полной уверенности, что мы не понимаем его речей. Но мы – девушки грамотные, и всё-всё понимали, к собственному плохо скрываемому удовольствию.
Выразив свою радость по поводу нашего визита в его края, он поинтересовался, на какой фильм мы идём. На «Людей Икс», ответил ему хор голосов. Дядечка изобразил удивление, обменялся с кем-то из наших товарищей по любви к искусству парой реплик, после чего сообщил, что сам он такое смотреть не будет – «там же кровища, насилие…». В общем, самое то для хрупких, симпатичных девушек, да.
А потом мы смотрели фильм. И это было потрясающе. И просто по факту. И потому что – на нежно любимом мною английском языке. И благодаря комментариям моих прекрасных спутниц.


Заметки на полях по ходу действа

В общем, посмотрели мы драму о нелёгкой жизни супергероев. Повеселились. И стали расходиться – кто куда. Кто-то – на посиделки. А мы – по своим делам. Государственной важности, вестимо. Вернее, это мы должны были по делам отправиться. А на деле пошли провожать очередную прекрасную девушку до вокзала. И ведь проводили, что характерно. И совершенно замечательно погуляли в процессе.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Не успели мы с Татьяной прийти в себя после нашего недавнего путешествия по Замкадью, как уже ввязались в новую авантюру. Проще говоря, отправились исследовать живописные окрестности Южного порта, прогуляться по которым было мечтой, уж если и не всей моей жизни, то полутора её прошлых лет – точно.
Сразу скажу, что до порта мы дошли. Причём, не только до искомого грузового, но и до самого обычного пассажирского. И по набережной Москвы реки прогулялись. И даже взобрались на мой любимый мост, с высоты которого полюбовались исхоженными вдоль и поперёк дорожками и тропинками. Но прежде, чем познать все эти прелести условно культурного отдыха, мы… Правильно, нашли уйму совершенно потрясающих приключений на свои брюнетистые головушки и прямо-таки заново поверили в людей после многочисленных встреч с милейшими представителями рода человеческого.

В поисках пути интересного мы забрели на железнодорожные пути. От остального мира их ограждали заросли каких-то кустов и хиленьких деревьев – с одной стороны, и некое бетонное подобие забора с другой. С первого взгляда цепочка белых плит показалась мне непрерывной, однако при ближайшем рассмотрении в ней обнаружилась весьма внушительная брешь. Она же – лаз. А за ней – железнодорожные пути средней степени заброшенности, практически нетронутая природа в обличье луга, плавно переходящего в лес, некое подобие полосы препятствий, сотканное из нескольких извилистых дорожек, и, наконец, классическая промзона. Точнее, «кладбище» всякой строительной техники, как обозвала это прекрасное место Татьяна.
Вот вы когда-нибудь лазали по небоскрёбам, сложенным из запчастей для подъёмных кранов, в прямой юбке фасона «почти-карандаш» и босоножках на высоченной платформе? А я теперь – да. И, знаете, мне ужасно понравилось это почти спортивное занятие. Даже несмотря на то, что я так и не сподобилась забраться на самую верхотуру импровизированной горы вслед за Татьяной. Которая, кстати говоря, сегодня подошла к вопросу выбора одежды для прогулки не менее оригинально, нежели я сама, и, на радость мне и всем прочим ценителям красоты, весьма предусмотрительно обрядилась в замечательное платье в пол и не менее замечательные туфли «вечернего» фасона.
А ещё мне ужасно понравились обитатели портовых доков, которые на удивление спокойно отнеслись к факту нашего вторжения на свою территорию и чрезвычайно доброжелательно – к нам самим. Первый свидетель наших игрищ просто вежливо поздоровался с нами и пошёл себе дальше по своим делам, словно бы и не обратив внимания на то, что своё «здрас-с-сте» лично я ему проорала из недр очередной неустойчивой конструкции. Следующий «случайный прохожий» оказался чуть более разговорчивым:
- А что это вы гуляете под кранами и без каски? - поинтересовался он у Татьяны.
- А нам каска уже не поможет! - жизнерадостно сообщила ему в ответ Татьяна.
Тем временем, на моём горизонте появились двое его спутников, а в поле их зрения – я, собственной персоной и только что выкарабкавшаяся из очередной симпатичной ловушки. На протяжении нескольких минут незнакомцы восторгались нашею с Татьяной неземною красотой, а затем поинтересовались, не сёстры ли мы, часом.
- Ага, - ответили мы. – Сестры. По разуму.
После чего незнакомцы сказали нам ещё много чего приятного, пригласили заглядывать на огонёк – если что, и мило так попросили не ломать в ходе дальнейшей прогулки местные достопримечательности. В смысле - гигантские загогулины из металла повышенной прочности.
Мы юмор оценили. И вскоре дали свой ответ Чемберлену. И под чутким руководством кого-то из местных зашли-таки к весёлым товарищам на огонёк. А знаете – зачем? Чтобы отмыть испачканные в процессе лазания по ржавым железякам рученьки.
Не поверите, но в гараже, больше смахивавшем на ангар, нам даже обрадовались. По правде говоря, там весь рабочий процесс застопорился с нашим приходом. Оно и не понятно – всё-таки красивые девушки при полном параде не каждый день озаряют своим вниманием подобного рода учреждения. И по рельсам-шпалам шатаются тоже не каждый день. Поэтому до сих пор умиляются, когда строители-моряки-рабочие нарекают их нимфами и вообще очень радуются их появлению на своём пути.
Собственно, по железной дороге мы шли не только из любви к бытовому экстриму, простите, искусству. Мы искали набережную, которая, по логике вещей, во-первых, была просто обязана обнаружиться где-то неподалёку от порта, а, во-вторых, по моим расчётам, должна была оказаться крайне симпатичной. На пути к своей цели мы набрели на лабиринт гаражей, приветственно помахали тамошним камерам наблюдения, а затем имели счастье лицезреть сценку под кодовым названием «Прибытие поезда». Поезд, точнее – его миниатюрная копия, длинною в один вагон, буквально выскочил на нас из-за угла и красиво притормозил посреди поля. Я уже подумывала, а не влезть ли на тихонько на подножку вагона, дабы прокатиться куда-нибудь на этом чуде инженерной мысли, когда оттуда выскочил не слишком молодой, зато совершенно безобидный на вид мужчина.
Завидев нас (меня – с карманным фотоаппаратом, а Татьяну, так и вовсе, с зеркалкой), он полюбопытствовал, не репортеры ли мы, а, осознав, что – нет, спросил как мы попали туда, где встретили его. Пришлось признаться ему, что пришли мы по тропинке, а ищем набережную. Услышав столь немудрёный ответ на свой непростой, в общем-то, вопрос, дяденька немного растерялся, затем предложил нам уйти с путей и спрятать фото-технику «а то ещё охранники арестуют», а когда мы выполнили оба этих указания, всё-таки указал нам путь истинный к реке.
- Идите вдоль путей во-о-н туда, - сказал он.
И мы пошли. И даже в один прекрасный момент вышли на набережную. На причал для грузовых кораблей, точнее.
Ох, как удивились нашему визиту в свои края тамошние обитатели. А как обрадовались, когда узнали, что мы не только не боимся местной охраны (да, пусть себе приезжают на здоровье - как раз до цивилизации нас подвезут, а то не всё ж нам – красивым девушкам – пешком ходить), но и жаждем пообщаться на тему выхода к набережной! Даже о наших планах на вечер спросили на радостях. А узнав, что они в эти самые планы ну никак не вписываются, поделились с нами ценной географической информацией, отпустили с миром и принялись громогласно обсуждать нас со своими немного ошалевшими от счастья коллегами.

Набережную, как я уже упоминала в самом начале своего повествования мы нашли. И даже прогулялись по ней, в компании яркого солнышка и моего любимого штормового ветра. Но прежде - свели на нет последствия очередного недоразумения, свалившегося на мои - будем считать, что хрупкие - плечи. Нет, на этот раз никто из окружающих не пострадал. По крайней мере, физически. Все страдания выпали исключительно на мою долю и начались с того, что я чуть не вывернула ногу, обнаружив, что туфель, несколько надломившийся ещё во время нашего шествия по заросшим травой железнодорожным путям, расклеился окончательно. То есть, в прямом смысле этого слова. Несколько минут я честно пыталась этого не замечать, однако, когда верх бывшей когда-то вполне симпатичной босоножки вместе с подошвой оторвался от платформы, изображать невозмутимость было уже бесполезно. Пытаться и дальше идти в туфлях – тоже. И всё же, я, хоть и весьма оригинальным образом, но шла в них, несмотря на Танины уговоры таки разуться и не наживать себе новые травмы, в довесок к уже полученным в ходе лазания по железякам. А всё потому, что ступить на откровенно грязный тротуар босой ногой – это для меня, по-прежнему, что-то из ряда фантастики. Не слишком приятной, что характерно.
Поэтому до книжного магазина, каким-то чудом оказавшегося на нашем пути в самый ответственный момент, я честно дохромала на платформах. И даже вышла оттуда – уже с тюбиком клея, который, по словам консультанта, не то, что кожу, но и даже металл склеит без труда – при полном параде. Но через несколько метров передвижения методом осмысленных конвульсий мне всё же пришлось снять туфли. Так что я могу собой гордиться – я прошла добрых тридцать метров на своих двоих, безо всяких каблуков да танкеток и даже не навернулась по пути. Вам вот смешно, а для меня это, между прочим, подвиг. Который я, пожалуй, не стану повторять в ближайшее время, ибо асфальт в наших краях, как выяснилось при ближайшем знакомстве с его сущностью, не только неровен, но и слишком шершав для того, чтобы быть пригодным для босоногой ходьбы по нему.
Как мы чинили мою босоножку – это вообще отдельная песня. Аж на два куплета растянувшаяся. Ибо сначала несчастную обувь чинила только я. Своими, так сказать, умелыми ручками. Мне даже казалось, что не без успеха. А потом выяснилось, что склеивая подошву и платформу, я напрочь забыла о «перекладине. В общем, пришлось всё переделывать по второму разу и с Таниной -совершенно неоценимой! - помощью.
Впрочем, оно и к лучшему. В конце концов, когда бы мы ещё так душевно посидели на лавочке в тенистом дворике, чуть не навернулись с качелей, познакомились с ярким представителем современной молодёжи и, по совместительству, обладателем весьма оригинального и, притом, явно ни капли не осмысленного. Которая гласит, что он (то бишь, клей) моментально приклеивается не только, к коже (что понятно и предсказуемо), но и – внимание! – глазам. Что, знаете ли, наводит на определённые мысли уголовного характера.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Hell yeah, I’ve done it!

Мне, правда, пока как-то не очень в это верится, но, тем не менее. я всё сдала. В смысле – вообще всё. Бесконечное множество экзаменов и зачётов. Уйму письменных работ. Злополучный курсовик на совершенно невменяемую тему, который сегодня с утра пораньше лихорадочно допечатывала буквально на бегу в родное учебное заведение. План диплома вместе с необъятным списком литературы по теме, наконец.
Только вот незадача – за три недели ударного в самом что ни на есть прямом смысле слова труда я умаялась до такой степени, что сейчас даже не могу как следует возрадоваться по поводу своего счастливого избавления от тяжкого учебного бремени. Ну там, с радостными воплями на всю округу, прыжками до потолка и плясками в лучших традициях святого Витта. Поэтому вот уже не первый час я просто шатаюсь по дому в несколько оглушённом состоянии, пялюсь ошалевшим от созерцания бесконечных юридических текстов взором на окружающий мир, который за время нашей вынужденной разлуки, кажется, успел существенно похорошеть, хотя, казалось бы – куда там хорошеть-то, и усиленно пытаюсь осознать, что можно, наконец, выдохнуть. И снова вдохнуть. Не из последних сил - потому что «надо», а легко и с удовольствием. Как и подобает свободному и оттого – бесконечно счастливому человеку.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Часть вторая. Приключенцы на природе.

Впрочем, самой прекрасной частью нашего почти крестового похода были вовсе не мы, как можно – и, между прочим, нужно! - подумать, а окружавший нас пейзаж. Блестящая от воды асфальтовая дорога, заключённая в тиски тёмного леса. Проливной дождь вкупе с туманом, придающим всему происходящему атмосферу зловещей таинственности. Идиллическая картина! Только кино на фоне такой снимай. Ту же «Собаку Баскервилей», например. А то вон чудесные люди со славного телеканала ВВС по шотландским, если не ошибаюсь, болотам шатаются и не знают даже, наверное, что всего-то в паре тысяч километров от них имеются куда более подходящие места для съёмок душевного хоррора.
Разумеется, я поделилась своей кинематографической идеей с Татьяной. И, разумеется, та выразила своё полнейшее согласие высказала полнейшее согласие с моей точкой зрения, после чего дружною толпою мы развили мысль насчёт того, что британские товарищи нам уже даже как-то и не нужны при таких-то обстоятельствах.
- Пальто у меня уже есть, - сообщила я.
Не чёрно-серое правда, а кремовое, зато с золотыми пуговицами и типа «китель». Для детектива – самое то. В нашем же деле ведь что главное – неприметность!
- Зонт – тоже.
И Бог с ним, что страшен он, аки смертный грех. В конце концов, британское правительство – оно на то и британское правительство, что ему всё можно. Даже шляться по российским лесам с жуткого вида зонтом.
- И не менее жуткого вида пакетом, - тактично указал мне на очередное несоответствие желаемого и действительного мой прекрасный внутренний голос. Татьяна, однако, очень вовремя его перебила, заявив, что она сойдёт за Ватсона.
- Короче, надо искать собаку Басквервилей, - единогласно решили мы. – И камеру.
И пошли себе дальше пугать местных дальнобойщиков, о которых надо сказать отдельно, ибо люди действительно заслуживают уважении и упоминания.
Знаете, за что я люблю наших людей – в общем, и этих конкретных водителей – в частности?
Вот отправьтесь вы в ту же Англию, коль уж мы про неё заговорили, выйдите на любое пригородное шоссе с оживлённым движением в сильнейший ливень и попробуйте по этому самому шоссе пройтись. Не по обочине, а по самому центру проезжей части. Неторопливым шагом. С песнями да плясками. И постоянными остановками, потому что – надо же сфотографировать очередной туманный пейзаж. Могу поспорить, не первый, так десятый водитель проезжающей мимо, точнее – старательно объезжающей вас машины остановится и поинтересуется, всё ли с вами в порядке. Или просто вызовет скорую и полицию одновременно, а то чего с идиотами связываться – ещё покалечат ненароком. А как на аналогичное поведение отреагируют наши люди? Немного сбросят скорость, поглазеют, проезжая мимо, на двух эксцентричных особ, покачают головой – дескать, совсем девушки ошалели, и поедут себе преспокойненько дальше. А вечером ещё родным расскажут, какие чудеса созерцали, лапочки такие.
И вновь – картина маслом. Всё то же шоссе. Всё те же ухохатывающиеся лица. Перепутье. Натуральное такое. Раз дорожка, два дорожка, посредине – лес. Одна дорожка – широкая, более или менее цивилизованная. Другая узкая, тёмная, начало её ознаменовывается дорожным знаком непонятного содержания и деревянным идолищем.
- Ты знаешь… - задумчиво говорит Татьяна, оглядывая всю эту красоту.
- Мне больше нравится вот эта дорожка, - хором заканчиваем мы начатую ею фразу, решительно сворачивая догадайтесь на какую из двух дорожек.
А где-то через пять минут шагания по оной уже придумываем первый и единственный постулат собственной философии, невыразимая словами сущность которого сводится к тому, что:
- Другие люди от своего идиотизма страдают, а мы своим идиотизмом упиваемся, и в этом наша сила, счастье и самое лучшее на свете свойство характера.

Тем временем, на горизонте появляется какая-то поляна. И озеро. Что лично я осознаю лишь со второй попытки. Потому что в то время, когда должна была иметь место первая, я любовалась потрясающей картиной под названием «Некто под зонтом». Сей портрет, он же пейзаж, не отличался особой красотой, зато обнадёживал. Не мы одни здесь – придурки жизни! В том смысле, что есть – е-е-есть! - ещё на этом свете настоящие романтики, понимающие всю прелесть прогулок под летним дождичком, плавно переходящим в ураган.

Дано. Идиллическая картина. Луг. Прекрасное озеро. Деревце на берегу. Покосившееся подобие избушки/причала/эшафота-для-желающих-красиво-утопиться рядом. Прелесть просто, а не пейзаж.
Вопрос: какого чёрта мне понадобилось подходит к нему поближе?
Ответа: Татьяна пошла, ну и я… побежала.

Вот Татьяна – нормальный человек. Я бы даже сказала, разумный. Она выбирала наряд для грядущей поездки, руководствуясь подсказками здравого смысла. Мне же такой вариант решения одёжной проблемы в голову почему-то не пришёл. Поэтому я подбирала свой гардероб по принципу: чтобы было удобнее. И всё бы ничего, но самая удобная на свете одежда для меня – это коктейльное платье или строгий костюм, плюс шпильки. Последние я, к счастью, додумалась, оставить до лучших времён. Зато вырядилась во всё светлое, а на ноги нацепила босоножки на высокой платформе, которые, впрочем, смотрелись на фоне Подмосковного пейзажа всё же куда уместнее, нежели бежевый плащ и белые брюки.
И ладно бы с ним – только смотрелось. Роль умного, в общем-то человека, у которого, тем не менее, довольно странные представления о том, какой внешний вид соответствует каким обстоятельствам - моя навеки, я к ней привыкла, её люблю и, действительно, искренне не понимаю, почему окружающие считают странным сочетания сорокоградусной жары и пиджаков на подкладке, а также намерения поиграть в футбол и туфель на вполне устойчивом каблуке. Но вот разгуливать по мокрой траве в босоножках мне, честно говоря, как-то не очень понравилось.
То есть, поначалу всё было очень здорово. Я пробралась к вышеупомянутой избушке, постояла на самом краю импровизированного причала, полюбовалась дождливым пейзажем. Дождалась уже успевшую прогуляться по окрестностям Татьяну, криво сфотографировала её, испортила несколько кадров ей, напомнила опять же ей, что не умею плавать, так что если вознамерюсь утонуть, пусть уж сделает милость, остановит меня раньше, чем я уйду под воду. Выбралась обратно на дорожку. И где-то на втором шагу поняла, что иду по водице аки посуху. Нет, серьёзно. В босоножках – вода. Причём, она там не просто наличествует, но и хлюпает. Я иду в босоножках. Следовательно – по воде. То бишь, аки посуху. Логично? Логично!
Не менее логичным мне показалось собственное намерение вылить таки злополучную воду из не менее злополучных босоножек прежде, чем продолжить путь. И всё бы ничего, но хорошую затею, как обычно, искорёжило чересчур оригинальное исполнение.
Вы когда-нибудь смотрели клоунаду? Ну там, с классом или потому что родители в кой-то веки в цирк собрались, ну и вас с собой взяли в качестве оправдания собственному желанию повеселиться. Помните такой номер, когда выходит аляповато размалёванное нечто и, в процессе сборов куда-то/работы/одевания/да чего угодно постоянно что-то роняет. Одно подберёт, другое – уронит, и так до бесконечности. Так вот, если вы когда-нибудь видели эту сценку, вы очень, очень хорошо представляете себе, как выглядели мои попытки навести марафет. Теперь помножьте неловкость движений актёра на два, а лучше – сразу на три, прибавьте к ним отчаянные чертыхания по поводу собственного идиотизма и узрите следующую сценку.
Я стою на одной ноге. В одной руке – раскрытый зонт, ибо всё-таки дождь, и не важно, что я уже и так до нитки мокрая; в другой – пакет, ибо в нём кофта, а складывать всё это дело и запихивать в сумку мне при данных обстоятельствах ну совсем не с руки; в третьей… То есть, на плече болтается рюкзак. Только что огромным усилием воли скинутая с ноги босоножка валяется чуть поодаль. Татьяна уже не знает кого, за что и в каком порядке хватать. То ли волю в кулак, а меня – в охапку. То ли просто меня за руку, чтобы я хотя бы сохраняла вертикальное положение. Я при этом хохочу как … ну, в поняли, принципиально игнорирую все попытки хорошего человека скрасить мою нелёгкую долю и горько усмехаюсь на тему «тяжела и неказиста жизнь простого детектива».
- Не простого, - ободряюще замечает Татьяна. – А довольно приметного.
Я в очередной раз взмахиваю руками аки лебедь, изо всех пытаясь удержать равновестие, попутно чуть не пришибаю её зонтом. Извиняюсь. Заявляю, что мне ХОЛОДНО. И продолжаю истерично хохотать.
- Зато, знаешь как удивится любой преступник, если ты за ним сюда придёшь, да ещё и в таком виде, - развивает Татьяна свою мысль.
А я в это время дрогну в насквозь промокшей одежде и, развлечения ради, прикидываю, чем для меня закончится эта прогулка:
- Слушай, - говорю я. – У меня с собой леденцы от кашля есть, кажется. Как думаешь, они спасут нас от воспаления лёгких?
- Вряд ли, - радостно отвечает Татьяна. – Но морально помогут.
После чего мы… нет, не уезжаем в срочном порядке домой греться, переодеваться и просто приходить в себя, как поступили бы в подобной ситуации скучные обыватели, а продолжаем изучение местности под аккомпанемент моих несколько запоздалых разглагольствований насчёт того, что искусство маскировки заключается в том, чтобы быть неприметным, оставаясь на виду. Проще говоря, беззастенчиво пользоваться собственной приметностью, эксцентричностью и чем там вас ещё судьба одарила в приступе всепоглощающей иронии для отвода глаз от своей ранимой души и светлого ума.

Часть третья. Приключенцы на природе: дубль два.

Часть четвёртая. О ласточках, рыбах, собаках и других местных достопримечательностях.Часть пятая. Мы едем, едем, едем. Теперь уже – домой.

Лицо, сочувствующее правосудию.
... или Девушки столичные развлекаются и развлекают.

С тех пор, как мы с прекрасной  Vipera_Berus89 вернулись из нашего замечательного путешествия, прошло уже добрых три дня. А я до сих пор пребываю под восхитительнейшим впечатлением от нашей поездки. Поэтому вместо курсовика катаю бесконечную повесть о том, как же здорово это было.

Часть первая. Дело о полузабытом прошлом.
Отдёргивая лёгким движением чрезвычайно тяжёлой, по свидетельствам ближних, руки тяжёлую гардину, я настолько надеялась, что уже прямо-таки ожидала увидеть за окном ясный летний денёк. А увидела лишь сплошную стену дождя, чью удручающую серость скрашивали лишь несколько чёрных пунктирных линий, заподозрить в которых очертания соседних домов можно было, лишь включив на полную мощность всё своё богатое воображение.
Сказать, что столь серьёзное несоответствие желаемого и действительно расстроило меня, значит – очень сильно себе польстить. Потому что расстраиваются из-за мелочей только милые, добрые люди кроткого нрава и тонкой души. Я же, не тратя времени попусту, обычно сразу перехожу к следующей стадии осознания бренности бытия - проще говоря, захожусь в приступе праведного гнева.
Вот и ранним воскресным утром я тоже как-то не сподобилась опечалиться по поводу несправедливости судьбы. Я просто принялась клясть эту самую несправедливость последними словами. В результате чего процесс сборов в дорогу, предполагавшийся как спокойный, вдумчивый и последовательный, обрёл поразительное сходство со стихийным бедствием вселенского масштаба и закончился тем, что из квартиры я вылетела на четверть часа позже, чем собиралась, раздосадованная до крайности и, к тому же, без любимого зонта-трости. Зато с каким-то складным ужасом жизни, непонятно откуда взявшимся в коридоре и на автомате схваченным мною за секунду до выхода.

Ровно в полдень мы встретились с прекрасной Татьяной в центре зала на Курской-Кольцевой. То есть, в нужном месте и в условленное время, что в нашем случае – уже подвиг. Потом безо всяких проблем и даже – внимание! – без очереди купили билеты на электричку. А затем, всего лишь с третьей попытки покинув вокзал, обнаружили эту самую электричку стоящей у перрона, словно бы только нас и поджидающей для того, чтобы отправиться в путь. Всё это было очень странно, но ужасно приятно.
Станция «Салтыковская», оказавшаяся куда более близкой к славному граду Московскому, чем я предполагала, встретила нас восхитительной, по столичным меркам, погодой, тёплым ветерком, а также милейшим пейзажем в духе сельского абстракционизма, чья картография интересовала нас ничуть не меньше внешней красоты. Ведь в недальний путь мы отправлялись не просто так, а со вполне определённой целью – хорошенько прогуляться по незнакомым краям. А по пути – встретиться с прошлым в лице некоего дома, где Татьяна, по словам её папы, которому - отдельное спасибо за идею путешествия, бывала во времена своего сильно раннего детства двадцатилетней давности. Поисками сего – что характерно: вполне определённого – географического объекта мы и занялись в первую очередь. И было это прекрасно.
Вот как ищут какой-либо дом простые, скучные обыватели? Узнают точный адрес, берут карту местности – и вперед по намеченному маршруту. А как справляются с той же задачей настоящие искатели приключений? Выходят на предположительно центральную дорогу поселения и идут куда глаза глядят, руководствуясь при выборе вектора собственных передвижений только лишь полузабытыми подсказками знающего человека и собственной интуиции.

Мы в очередной раз куда-то сворачиваем и попадаем на улицу, больше похожую на шоссе. Эта улица имеет на своём протяжении несколько ответвлений. Одно из них мы благополучно проходим. Через несколько минут после чего Татьяна жизнерадостно сообщает, что это самое ответвление, от которого мы только что ушли, почему-то кажется ей как раз той самой улицей, которая нам нужна. Сие уточнение, впрочем, ни капельки не мешает нам продолжать путь в предыдущем направлении и уходить всё дальше от предположительно искомого местечка. И, как показывает практика, - совершенно правильно не мешает. Ибо, прошагав ещё несколько метров вдоль шоссе, мы в какой-то момент обнаруживаем сначала – искомую улицу, а развернувшись на сто восемьдесят градусов – и дом.
Симпатичное строение выглядит очень дружелюбно, даже несмотря на наличие на его верхних окнах довольно крепких с виду решёток, а потому, сфотографировав его на долгую, добрую память и немного потоптавшись у ограды, Татьяна всё же решается узнать, «кто, кто в теремочке живёт».
- Можно сказать, что мы – журналисты, пишем об истории этого города.
Заметьте, это была её идея, а не моя. Впрочем, она от неё всё равно отказалась. Но в обнаружившийся на просторах калитки звонок всё же позвонила. Аж целых два раза. Затем эту нехитрую операцию повторила я. К сожалению, но с тем же успехом. Когда, раздосадованная таким положением дел, я уже собиралась переходить к менее гуманным способам втягивания отгородившихся от мира высоким забором ближних в светскую беседу путём стука каблуком в калитку и воплей: «Откройте, полиция!», пред наши ясны очи предстала милая бабушка – божий одуванчик. К этой милой даме Татьяна и обратилась за информацией насчёт обитателей симпатичного дома. Та в ответ поинтересовалась нашими личностями и, опознав по биографическим признакам в Татьяне внучку своей знакомой, поведала нам о том, что нынче в заинтересовавшем нас строении живут родственники Татьяны, которые, несомненно, будут рады её видеть. Дабы проверить сию гипотезу, пожилая леди повторила наш манёвр со звонком и даже окликнула куда-то запропастившихся соседей. Увы и ах, но те не откликнулись на её зов, ибо были в отъезде.
Выразив своё самое искренне сожаление по поводу этого недоразумения, женщина покинула нас со словами о том, что тут ещё пруд красивый есть. И заповедник.
- Сходите туда, если, конечно, позволит погода, - посоветовала она нам на прощание.
Сие уточнение насчёт погоды было вызвано, в основном, тем, что дождичек, ещё пару минут назад лишь накрапывавший, к тому моменту уже успел начаться. А вскоре он и вовсе превратился в классический ливень. Впрочем, сие обстоятельство не только не испугало нас, а лишь укрепило наше намерение увидеть своими глазами все местные достопримечательности. Гулять под дождём – это ведь так здорово! Особенно с сумкой, рюкзаком, фотоаппаратом и зонтом наперевес.
Или без последнего, как это делала Татьяна, которую я честно пыталась хоть немного укрыть от ливня своим собственным ужасом дизайнерской мысли, но безуспешно. То ли я настолько неловкий человек, то ли мой зонт замышлял что-то нехорошее, но все мои попытки поухаживать за подругой по разуму упорно оборачивались предпоследней стадией классического неосторожного убийства. Что придавало нашей, и без того развесёлой прогулке, особую прелесть.
Продолжение, как не трудно догадаться, следует.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Всего лишь каких-то полторы недели назад надо мною Дамокловым мечом висело два десятка экзаменов и зачётов. Теперь их осталось всего пять. Оцените масштабы моей гениальности, да. Ну, или просто наглости, если такое определение чрезвычайно полезной в быту способности изящно выкручиваться из любых передряг вам нравится больше.
Ах, как искренне и задушевно молила я вчера нашего любимого В.И. о четвёрке по коммерческому праву! Но он моим стенаниям не внял и всё равно влепил мне пятёрку. И многострадальное частное право, в народе небеспричинно зовущееся просто ЧП, у нас с моей боевой подругой по бакалаврскому счастью-несчастью принял. Когда после этого мы сообщили ему радостную весть о том, что нам было бы очень неплохо заодно и зачёт по экологическому праву сдать, он так опешил, что даже забыл поинтересоваться, где, когда и при каких обстоятельствах мы успели растерять всяческую совесть. Просто выслушал наши пламенные речи, расписался где надо и отпустил с миром, за что ему большое человеческое спасибо.
Чем ближе к своему логическому завершению очередная сессия – тем сильнее у нас заходит ум за разум. В результате, мы постоянно что-нибудь путаем, классическим образом оговариваемся по Фрейду и вообще развлекаемся как можем. На днях вот темы курсовых работ распределяли. Выбрали каждый – по поводу для лингвистических и философских измывательств, написали заявления и ушли из деканата. Через пять минут начинаем выяснять – кто о чём писать собирается. И понимаем, что не помним, какие темы выбрали. То есть, вообще. Даже приблизительно. В результате, на протяжении всего оставшегося дня мы по очереди мотались в родной деканат и под благовидными предлогами утаскивали оттуда списки тем, дабы потом, в спокойной обстановке найти среди них свою единственную.
Кстати, курсовике. Его нам, оказывается, тоже надо защитить до двадцать четвёртого числа. Сие тайное знание открылось нам во время светской беседы с нашей зам.декана. Эта милая женщина вообще специалист по сюрпризам-инфарктам, но в этот раз она бьёт прямо-таки все рекорды внезапности.
Я же, как обычно, бью рекорды глупости. Причем, уже даже не общественные, а свои собственные. Знаете, о чём я собираюсь писать курсовую работу? Об имущественной ответственности за вред, причинённый несовершеннолетними и недееспособными в гражданском праве. А знаете – чем мне приглянулся сей ужас юридической мысли? Своей оригинальностью по сравнению с бесконечными темами по мотивам договорного права. Ну да, моей творческой душе уже до такой степени опостылела хвалёная точность юридической науки, что я уже что угодно творить готова – лишь бы избежать столкновения с очередной банальщиной-канцелярщиной.
В общем, курсовик я, похоже, буду писать от руки. И на листах цветной бумаги. Потому что под конец четвёртого года учёбы я всё-таки соизволила заглянуть в методичку по написанию всяких научных трудов такого масштаба и обнаружила там милейшее уточнение насчёт того, что при оценке оных, помимо всего прочего, учитывается также и творческий подход студента к их созданию.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Каждый раз, когда я вижу хороших, талантливых, вроде бы неглупых людей, которые вместо того, чтобы в меру своих сил и желаний познавать мир, форменным образом гробят ради злосчастного диплома своё здоровье и душевное равновесие, меня охватывает чувство дичайшей досады за то, что такое бессмысленное самоистязание у нас до сих пор считается нормой. А ещё в такие моменты я отчётливо понимаю, что никогда и ни за что не буду переживать из-за учёбы. Не потому, что не испытываю такого желания, нет: при нынешних обстоятельствах самозабвенная истерика – это единственная действительно адекватная реакция на всё происходящее. И даже не потому, что у меня есть с десяток куда более серьёзных поводов для треволнений, чем очередной экзамен. А просто из принципа. Ведь, как по мне, трепать нервы и идти на всяческие жертвы можно только ради чего-то действительно важного, судьбоносного и просто жизненно необходимого. Но уж никак не из-за листка гербовой бумаги сомнительной ценности, содержание которого отражает лишь настроение преподавателей в определённый момент времени, но уж никак не масштабы моих профессиональных познаний, умений или, на худой конец, хотя бы моральных качеств.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Но люблю. Поэтому регулярно занимаюсь изобразительным бумагомарательством и даже не испытываю особых угрызений совести по поводу полнейшего отсутствия у своих творений хоть какой-нибудь художественной ценности, что при моём-то бесконечном перфекционизме просто удивительно.
А недавно я познала всю прелесть компьютерного творчества. Точнее, просто обнаружила, что в фотошопе, чья иконка уже сто лет висит в левом нижнем углу экрана немым укором моей технической безграмотности, можно не только редактировать фотографии (чего я опять же, не умею), но и создавать изображения, что называется, с нуля. Вместе с искренним удивлением по поводу столь обширных способностей полезной в хозяйстве программы, а также масштабов собственной неосведомлённости на их счёт ко мне пришло также и вдохновение, в результате чего я почти на сутки оказалась потеряна для общества.
За целую ночь и внушительную часть последовавшего за ней дня мои умелые ручки, которые рисовать хоть и очень любят, но совершенно не умеют (когда мне начинает казаться обратное, я просто вспоминаю о существовании в этом мире полотен кисти Клода Моне – и все заблуждения насчёт собственных способностей к изобразительному искусству мигом покидают меня), вполне предсказуемо не сотворили ничего особенно высокохудожественного. Зато начеркали великое множество будем считать, что эскизов, чей вид способен привести в ужас любого, кто хоть немного знаком с основами композиции.
Один из таких шедевров своей творческой мысли я честно попыталась довести до ума при помощи многострадального графического редактора. И вот что из этого получилось.


Tete-a-tete with the city. by ~TheAdventuress on deviantART

Лицо, сочувствующее правосудию.
Зашла сегодня в родной деканат, дабы отдать любимой Н.А. отчёт по прошедшей практике. Н.А. отчёт взяла, ничего ужасного по поводу его объёма (как водится, чрезмерного) не сказала, зато, когда я уже стала раскланиваться, поведала мне прелюбопытнейшую новость. Оказывается, за время нашей разлуки она нашла ещё несколько новых различий между стандартным учебным планом и моим индивидуальным, чья оригинальность просто поражает воображение. Так что теперь, по уточнённым данным, мне придётся сдавать не три, как предполагалось ранее, а все семь дисциплин вдобавок к тем, которые уже вынесены на сессию. Ибо ровно столько обязательных, согласно мнению госстандарта, предметов наши гениальныеметодисты в своё время умудрились упустить из виду при составлении расписания занятий для новоявленного на тот момент бакалавриата.
Ещё я, наконец, сподобилась поинтересоваться личность своего научного руководителя по грядущему диплому – и года не прошло с тех пор, как надо было это сделать. Гордое звание, а также великое множество прилагающихся к нему проблем на свою мудрую голову, вопреки моим ожиданиям, получил вовсе не декан нашего славного факультета, а одна из моих самых любимых преподавательниц, которая, помимо всего прочего, читала нам курсы практически всех дисциплин уголовной специализации. На мой взгляд, всё это просто замечательно, но с точки зрения здравого смысла – ещё и удивительно. Потому что всякая уголовщина – это, конечно очень здорово в известном смысле, но диплом-то у меня, если я ничего не путаю, предполагается гражданско-правовой. О сложностях и прелестях защиты чести, достоинства и деловой репутации в условиях нашей родной Федерации.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Вот идёшь ты солнечным майским днём по улице - счастливая, по-весеннему беззаботная, и вдруг слышишь где-то над головой жуткий гул самолётных турбин. Первым делом замираешь, конечно, в тревожном замешательстве, содрогаешься внутренне при страшной, но, увы, совсем не безосновательной мысли «неужели всё-таки…», а в следующее мгновение уже вспоминаешь, какой на дворе день, и буквально захлёбываешься безграничной радостью от осознания того, что всё хорошо. Самолёты – свои, родные, почти знакомые, летят к себе в ангары после очередной репетиции парада Победы, никаких ужасов не намечается, угроз миру не прибавляется, исторических событий не происходит. А значит, можно смело выдохнуть, позволить губам вновь растянуться в тёплой улыбке и даже помахать вслед железным птицам рукой - на счастье, чтобы они всегда оставались лишь украшением самого главного для нашей страны праздника, а мы никогда не узнали о войне большего, чем знаем сейчас из истории.

Лицо, сочувствующее правосудию.
До родного университета добралась, фундаментальный философский труд сочинила, обратно домой благополучно вернулась, причём не просто живая (что, согласитесь, уже приятно), но ещё и практически здоровая (дела – лучшее лекарство, а вы не знали?), а также чрезвычайно довольная собой (порой мне кажется, что такое со мной бывает слишком редко, порой – что слишком часто; так и живу в состоянии загадочной неопределённости).

Теперь, когда план под кодовым названием «сам себя не похвалишь…» выполнен, можно и о чём-нибудь злободневном поговорить. Вот хотя бы об очередном экзаменационном эссе по социологии, к написанию которого я честно намеревалась подойти со всей ответственностью, а подошла лишь с присущей мне оригинальностью, в результате чего банальная письменная работа обрела вид вдохновенного рассуждения на тему очаровательного несовершенства этого мира, растянулась аж на десять страниц формата А 4 (вместо положенных четырёх) и оказалась сдобрена явно чрезмерным для научного труда количеством здоровой иронии в адрес всех без исключения упоминаемых в ней событий и философских концепций.

Нет, на самом деле сочиненьице получилось довольно неплохим, даже похлеще моего предыдущего опуса о нелёгкой доле учёных, который также отличался чертовски запутанным сюжетом и обилием нежно любимых мною многоярусных формулировок, но при этом всё же был несколько покороче - раза в два, если не ошибаюсь. Так что, если после его прочтения наша милая В.А. не примется за последовательное истребление всяких хронических графоманов, мне не останется ничего, кроме как заподозрить её в потрясающем хладнокровии и бесконечной терпимости к особенностям чужого мировоззрения. Потому что не каждый, знаете ли, способен пережить столкновение с предложением, чьё окончание обнаруживается лишь двенадцатью строками ниже его начала, и не воспылать после этого праведным гневом по отношению к автору столь громоздкой словесной конструкции (у которого, к тому же, ещё и почерк прекрасный - изящный в своей угловатости, и оттого совершенно нечитаемый), а заодно и ко всем прочим и бумагоомарателям вместе взятым.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Во времена своего счастливого детства я была искренне уверена в том, что действительно интересными могут быть только уголовные дела, да и то не все подряд, а лишь те, в которых идёт речь о тяжких и профессионально спланированных преступлениях, совершённых настоящими мастерами своего дела. А потом нелёгкая судьба студента-юриста занесла меня в суд. И ещё в один.

За несколько месяцев шатаний по дворцам правосудия я много чего увидела и ещё больше узнала. Но главное – обнаружила интересную закономерность, согласно которой зрелищность процессов практически всегда зависит вовсе не от обстоятельств безобразий, ставших причиной их возникновения, а исключительно от эксцентричности участвующих в них личностей.

Вот, например, слушания по делам о расторжении браков в мировом суде. Скука же смертная. Теоретически. Ни тебе судебного следствия, ни состязательности сторон как таковой. Даже допроса свидетелей – и того нет. Зато есть совершенно потрясающие парочки, которые так трогательно переругиваются в ожидании вердиктов, что смотришь на них – и умиляешься просто до глубины души.

Или та же бесконечная административка по "автомобильным" статьям. То ещё развлеченьице, мягко говоря. Нарушения совершенно дурацкие, адвокатов у большей части правонарушителей нет, а у тех, у кого есть, так лучше б не было. Максимум, о каком наказании идёт речь в большинстве дел, так это – лишение права управления машиной на несколько месяцев или штраф. Ерунда, короче говоря, полнейшая.

Но если бы вы только видели, как люди из-за неё переживают! Просто убиваются, иначе и не скажешь. Будто у них не права отбирают ненадолго, а десять лет жизни, как минимум. И если кто-то просто тихо страдает по этому поводу, то другие чуть ли не на коленях умоляют судью не лишать их возможности и дальше кататься на родной машине. Золотые горы обещают, уговаривают отправить их на исправительные работы. Только что в тюрьму не просятся. При мне не просились, по крайней мере.

Причём граждане, которые садятся за руль исключительно для того, чтобы довезти собственные драгоценные организмы до работы, куда быстрее и проще добраться на метро, как ни странно, устраивают показательные выступления в зале суда, намного чаще, чем профессиональные водители, кому лишение прав может грозить и впрямь большими проблемами. Один мой знакомый говорит - это потому, что водители, в отличие от простых обывателей, точно знают, где достать вторые (третьи, десятые) права на время действия наказания. А я смотрю на эти страдания народные и с каждым днём всё чётче осознаю, что тот, кто сможет добиться включения в санкции некоторых особенно популярных статей КоАП такого наказания как штраф (в качестве альтернативы наличествующему там нынче лишению прав), мгновенно станет у нас национальным героем. Весьма сомнительным, разумеется, но всё же.

А ведь ещё есть гражданские дела. Да-да, те самые, от которых я так долго и старательно воротила нос, ибо что может быть любопытного в бытовых несуразицах да спорах насчёт очередной запятой в договоре? Конечно же, ничего. За исключением, опять же, людей, заваривших всю юридическую кашу.

Того прекрасного товарища, который отчаянно пытался отсудить у администрации некоего супермаркета двести сколько-то рублей за бракованную рубашку и ещё двадцать тысяч – в качестве морального ущерба, понесённого им в момент столкновения с очередным проявлением несовершенства этого мира, наш суд забудет не скоро. А ведь таких героев нашего времени сотни, если не тысячи. И все – один другого краше.

Способностям простых обывателей превращать свои бессмысленные споры в процессы века вообще можно только позавидовать. А служащим судов – лишь посочувствовать. Ибо по сто раз переносить слушания по элементарнейшему делу, которое при нормальных обстоятельствах разрешается от силы минут за двадцать, потому что истец в очередной раз «забыл дома вещественное доказательство» - это, скажу я вам, удовольствие весьма сомнительное.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Вчерашнее занятие по нашей многострадальной социологии, оказывается, было финальным в нынешнем семестре. Хорошо, что добрая преподавательница нам об этом напомнила, а то я бы ведь и второго числа в родной университет приехала. И не я одна. Потому что - понедельник же! А что до красных дней календаря – так кому до них какое дело? И вообще, нам эти ваши официальные поводы для радости не нужны. У нас вон и без них, что ни лекция-семинар, то праздник души. И это я ещё молчу о контрольных работах и экзаменах, ибо об этих торжествах коллективного разума совершенно бесполезно рассказывать - в них надо участвовать.
За десять минут сочинять бесконечные философские трактаты о том, существование чего в природе открылось тебе не далее, как пару мгновений назад. Самоотверженно драться с ближними за обладание своей же собственной тетрадью. С упорством, достойным самого упрямого осла на свете, разыскивать того единственного, кто всё-таки дошёл хотя бы до одной французской лекции и готов поделиться с тобой тайными знаниями, почерпнутыми из профессорских речей. Комично щурясь и демонстрируя чудеса акробатики, подглядывать в конспект однокурсницы, сидящей тремя рядами ниже, да к тому же ещё и почти в другом конце аудитории. И смеяться-смеяться-смеяться. Надо всеми и вместе со всеми. От души, в голос и, временами, просто до слёз. Потому что жизнь и впрямь невозможно прекрасна! Как сама по себе, так и благодаря замечательным людям, при каждом воспоминании о которых я невольно расплываюсь в счастливейшей улыбке.
Одногруппники… О, какие же они у меня замечательные! И как же я их люблю! По крайней мере, тех, кого знаю не только в лицо, но и по имени. Да и всех остальных, честно говоря, тоже. Поголовно. Всех вместе и каждого по отдельности. Только вот, если я им в этом признаюсь, они, скорее всего, решат, что это я опять иронизирую по привычке, и не поверят мне. Поэтому я им ничего и не скажу. И вместо того, чтобы толкать прочувствованные речи, просто увековечу страшную правду на страницах этого дневника. Благо, здесь она уж точно будет в целости и сохранности, неуязвимая для пыли веков и круговорота таких переменчивых эмоций.
И - на правах постскриптума. Это у нас занятия закончились. А цирк только начинается. Потому что лично у меня впереди ещё сессия на родном юрфаке (чует моё сердце, она будет феерична; опять). Да и очередное экзаменационное эссе в CUF'e тоже никто не отменял, а стоило бы – преподаватели и так за целый год от нас всякого натерпелись; заставлять их после этого ещё и читать наши опусы уже прямо-таки неудобно.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Не устаю повторять, что:
а) сюжеты большинства детективных романов, на самом деле, предельно реалистичны;
б) в жизни всё бывает гораздо интереснее, чем в кино и книгах;
в) если всё сказанное выше кажется вам восторженным трёпом наивной идиотки, значит, вы либо не замечаете (как вариант - не хотите замечать) чего-то очень важного и, к тому же, весьма любопытного; либо просто живёте в каком-то другом измерении, что, конечно, куда менее вероятно.

В подтверждение своих слов скажу, что я тут на днях узнала нечто абсолютно прекрасное. Оказывается, недавно наши доблестные служители правопорядка отловили очередного нарушителя общественного спокойствия. Да не какого-нибудь простого среднестатистического преступника, а самого настоящего таксиста. Который под благовидным предлогом угощал своих пассажиров отравленной минералкой или пивом, а когда те отключались, обшаривал их карманы и сумки, забирал себе все обнаруженные там деньги и ценности, после чего выгружал тела излишне наивных (читай – безмозглых, ибо разумный человек в жизни не станет пить из открытой бутылки, предложенной незнакомцем) граждан в каком-нибудь укромном местечке. И если подавляющее большинство жертв этого деятеля через какое-то время спокойненько приходило в себя – без денег, украшений и более-менее чётких представлений о своём недавнем прошлом, то двое особо впечатлительных личностей имели неосторожность скончаться от неуважительного обращения с собственными персонами. В результате чего история приняла весьма серьёзный оборот.
Вам это, случайно, ничего не напоминает? Нет, правда, не напоминает? А если так: «Кое-что о работе таксиста – всегда знаешь тихое, приятное место для убийства»?

Лицо, сочувствующее правосудию.
Я вообще ныть не люблю. Да и не умею толком, по большому-то счёту. Быть объектом всеобщего сочувствия тоже совершенно не жажду, разумеется. Но периодически в моей прекрасной жизни случаются крайне малоприятные события из разряда «день не задался». К примеру, я в очередной раз промахиваюсь с выбором одежды и выскакиваю на мороз в лёгком пальтишке и, конечно же, без перчаток. А возвращаться обратно и утепляться времени, естественно, нет. Поэтому я с самым что ни на есть невозмутимым видом продолжаю свой путь, который, к тому же, оказывается на редкость долгим и тернистым. Проще говоря, на протяжении многих часов дрогну, дрогну, и ещё раз дрогну безо всякой надежды на спасение от окончательного заледенения. Или вот принтер – этот неиссякаемый источник нервотрёпки – ломается в самый ответственный момент, в результате чего процесс распечатывания одного единственного листочка, который тут же оказывается жизненно необходимым, растягивается на целую вечность с хвостиком. Или какой-нибудь друг вдруг оказывается ну-сами-догадайтесь-кем. Или что-нибудь ещё происходит – похуже да помасштабнее.
Я, конечно, все испытания, выпавшие на мою долю, стоически выдерживаю. Временами даже без существенных потерь в личном составе. А потом обнаруживаю поблизости кого-нибудь более или менее подходящего на роль благодарного слушателя, и впервые за тысячу лет разражаюсь пламенным монологом о том, как страшно жить, в надежде на то, что пятиминутка жалоб на всех и вся сделает меня хоть капельку счастливее.
На каком-то этапе таких бессмысленных, зато душевных разглагольствований мне и впрямь становится как-то повеселее, так что я умолкаю. И тут происходит ужасное. Люди, которые за все предыдущие годы нашего с ними общения ни разу не пользовались в моём присутствии данной им матушкой-природой способностью к рациональному мышлению, вдруг демонстрируют просто потрясающую адекватность реакции на происходящее. Короче, вместо того, чтобы сказать мне в ответ что-нибудь бессмысленно-сочувственное, лишь неопределённо пожимают плечами и выдают одну из двух реплик: либо философское «а я-то что могу сделать?..», либо садистское «сама виновата!»
И ведь что самое обидное – по сути-то, они правы. Я взрослый, вроде неглупый человек. Могла бы уже и научиться различать по внешним признакам приятную прохладу и лютый мороз, управляться с техникой и хотя бы иногда доверять мнению своей мудрой интуиции. И сострадание чьё-то мне, на самом деле, не нужно, уж в таких-то мелочах. Нужно немного внимания и пара добрых слов (кажется, это называется – «поддержка»).
Я, как нетрудно догадаться, всё это прекрасно понимаю, осознаю и даже вон могу описать простыми и понятными словами. И, тем не менее, суровое «сама виновата», даже если оно и совершенно оправданно с чисто логической точки зрения, вовсе не кажется мне подходящим ответом человеку, который только что чуть не загнулся на ваших глазах и теперь пытается живописать пережитый кошмар, дабы хоть немного прийти в себя. Вот только окружающие меня индивидуумы в большинстве своём, к сожалению, придерживаются по этому вопросу несколько иного мнения.

Лицо, сочувствующее правосудию.
За неимением сил для разведения бурной деятельности, вчера практически весь день провалялась дома на диване в обнимку со справочником по токсикологии и выкопанным из недр книжного шкафа учебником по химии за десятый, если не ошибаюсь, класс. Теперь я точно знаю, что сахар вполне может являться антидотом цианида (и пусть кто-нибудь после этого назовёт при мне любовь к сладкому пагубной), в организме человека содержится некоторое количество серебра (так что мы с вами, уважаемые дамы и господа, и впрямь, драгоценные), если бросить фтор в ёмкость с водой, он взорвётся (красивое, должно быть, зрелище), а самый обыкновенный воздух при определённых обстоятельствах способен не только оживить человека, но прикончить его гораздо скорее и проще, чем любая отрава (что, конечно, заставляет глубоко задуматься о любопытное амбивалентности некоторых природных явлений). Чего я не знаю, так это - на кой мне нужна вся эта информация. Но как показывает обширная практика и суровый опыт, знания, особенно – столь специфические, в моём случае лишними не бывают по определению.

Так что пойду-ка я, пожалуй, перечитывать биографию Уинстона нашего Черчилля и вспоминать свою собственную. Не в рамках приступа нежной любви к British Empire и себе любимой, а всё больше потому, что широкая общественность в лице моих милых одногруппников и одной небезызвестной преподавательницы уже прямо-таки жаждет узреть наши с британским премьером статусные портреты. Которые, как вы понимаете, за меня никто не нарисует. То есть, конечно, не составит. Увы.

Лицо, сочувствующее правосудию.
На четвёртый день пристального созерцания моей сине-зелёной физиономии и зигзагообразной походки от бедра, мама всё-таки заподозрила неладное и заставила меня измерить давление, а заодно и температуру. Если б я знала, какие цифры покажут предательские приборы в результате этого эксперимента, ни за что бы на него не согласилась. Потому что, когда ты мило улыбаешься и говоришь, что всё отлично, тебе, даже если и не верят, то хотя бы не вызывают скорую. Зато стоит сердобольным ближним заполучить в своё безраздельное владение неоспоримые доказательства паршивости твоего самочувствия, как они тут же зовут врачей. Разумеется, не обращая никакого внимания, ни на твои просьбы просто ненадолго оставить тебя в покое, ни на то очевидное обстоятельство, что утро под завязку забитого делами дня – это явно не самое подходящее время для того, чтобы начинать заботиться о своём здоровье. В общем, это как раз тот самый случай, когда многие знания одних людей приносят многие печали другим. Впрочем, я отвлеклась.
Обнаружив у меня давление 150/100 (вместо привычных 90/60), сердцебиение – чуть меньше сорока ударов в минуту и температуру под тридцать пять градусов, мама сильно удивилась, как это я вообще ещё жива при таких-то замечательных показателях, и, хладнокровно проигнорировав мои слабые протесты против вмешательства в мою чудесную жизнь каких-то незнакомых людей, чьи личности не представляют для меня совершенно никакого интереса, а профессионализм вызывает серьёзные сомнения, всё-таки позвонила 03. А уже через несколько минут после этого порог нашей квартиры переступили трое смелых – собственно, врач и две её горе-помощницы, смысл пребывания которых рядом со своей начальницей так и остался для меня загадкой. Уверена, если бы милые девушки знали, куда и, главное - к чему едут, они бы сделали всё возможное, чтобы откреститься от этого вызова.
Но ничего такого они не знали, а потому нежданно-негаданно получили от общения со мной массу совершенно незабываемых впечатлений. Для начала эти лекари человеческих душ с удивлением обнаружили, что некоторые люди могут пусть и не слишком спокойно, но, тем не менее, вполне успешно жить с очень, очень разным давлением на разных, но одинаково сильно дрожащих руках. Потом имели сомнительное счастье убедиться в том, что слова насчёт практически полного отсутствия у меня температуры и сердцебиения – это вовсе не художественное преувеличение, а констатация весьма любопытных с научной точки зрения фактов. Но больше всего их, конечно, впечатлила моя кардиограмма. Такого набора пересекающихся и не очень кривых они, судя по выражениям их лиц, не видели никогда. Я, честно говоря, тоже. Поэтому не удержалась и попросила одну копию этой нелинейной красоты себе на память, а то в интерьере моей комнаты как раз не хватает ярких примеров современного абстрактного искусства.
Пока я любовалась совместным творением кардиографа и моего собственного сердца и прикидывала в уме, стоит всё-таки показать медсёстрам, как выключается очередной прибор из их арсенала, или пусть они сами мучаются со своей техникой на грани фантастики, врач вела светскую беседу с моей любимой родительницей. Как выяснилось чуть позже, в процессе сего разговора она пыталась выяснить у мамы, каким образом её дитё умудрилось довести себя до настолько плачевного состояния, но так и не получив желаемых ответов на свои вопросы, вновь переключила своё внимание на меня.
В течение следующих нескольких минут врачевательница честно декламировала стандартную для таких случаев речь о том, что все мои беды от переутомления на фоне нервного перенапряжения и общего истощения, так что мне нужно больше отдыхать, хорошо кушать и принимать (почему-то) анальгин. Но потом то ли заметила, что озвучивание самого аристократического на свете диагноза не производит на меня должного впечатления, то ли вдруг осознала всю бесценность своих советов, то ли всё-таки поверила, что я на самом деле высыпаюсь, не голодаю, а усталость испытываю исключительно приятную, и резко сменила пластинку.
- А может, всё, и правда, совсем наоборот, - философски изрекла она под конец своего монолога. - Бывают же, в конце концов, такие люди, которые страдают не от перегрузок, а как раз от их недостатка…
Честное слово, будь у меня тогда силы на то, чтобы подняться с дивана, я бы накинулась на неё с объятиями. Потому что уже далеко не первый год я всеми мыслимыми и немыслимыми способами стараюсь втолковать окружающим, что если я раз в сто лет и сваливаюсь как подкошенная, то это исключительно от тоски и патологической нехватки впечатлений, а вовсе не от усталости. Окружающие, однако, напрочь отказываются замечать очевидное и, как однажды вбили себе в головы, что любые мои проблемы обусловлены исключительно отсутствием у меня чувства меры и инстинкта самосохранения, так по сей день в это и верят, несмотря на все мои попытки избавить их от дурацкого заблуждения.
А тут чужой человек, который увидел меня впервые в жизни, взял - да и обнаружил безо всяких подсказок, где собака зарыта. И не важно даже, что это он почти неосознанно и вообще от безысходности. Главное, что теперь у моей версии всего происходящего есть хотя бы один сторонник, а у меня самой – дополнительное доказательство своей правоты.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Вчера я была в гостях у замечательной  Vipera_Berus89 (ну вот, Танюш, теперь я обязана тебе не только распрекрасным настроением, но и новым обиталищем ;) ) на выставке “Самураи: Art of War”.

Нет, я конечно, с самого начала была уверена в том, что этот уголок японской культуры придётся мне по душе, но даже представить себе не могла, насколько же мне там понравится.
Таинственный полумрак, идеально гармонирующий с ослепительным блеском сияющих в лучах направленного света мечей и клинков. Забавные картины с изображениями прославленных воинов, изящные статуэтки, расписные ширмы, драгоценные мелочи жизни, а также великое множество других - не менее любопытных - вещиц той эпохи. Великолепные наряды и доспехи, которые смело можно причислять к ряду чудес света. И всё это на фоне хитрых конструкций из красно-чёрных полотнищ и под аккомпанемент тревожного барабанного боя, сопровождающего тебя на протяжении всей прогулки по миру благородных воинов из страны восходящего солнца и создающего потрясающе уютную атмосферу близкой опасности. Да в таком волшебном местечке не то что приобщаться к прекрасному, жить можно!

А ещё у меня вчера сбылась мечта… хорошего, любопытного человека. Мне мало того, что вообще позволили примерить кимоно, так ещё и дали погулять в этом прекрасно наряде. Это было необыкновенно, восхитительно и просто очень удобно. Серьёзно. Не верьте тем, кто говорит, что, будучи затянутой в шелка, совершенно невозможно дышать. Враки всё это! Дышать не только можно, но и чрезвычайно легко и приятно.
И да, мне всё-таки очень идёт крупногабаритное холодное оружие. Так что теперь я в поисках настоящего самурайского меча. Или хотя бы клинка. Непременно – изящного и обязательно – острого; из прочной стали и с гравировкой на лезвии. Ибо одной скрипки в качестве универсального источника душевной гармонии мне уже мало.

Лицо, сочувствующее правосудию.
Полтора часа страстных приперательств с родным компьютером - и я здесь.
Здравствуйте, что ли, люди добрые.