Вечер первого мая. Выходишь из дома на улицу, чуешь: что-то не так. Понимаешь, что именно. Тишина. С большой буквы, практически абсолютная. Словно кто-то выключил в городе звук.
В тишине протекает секунда, другая. Всего лишь секунда, а кажется – целая вечность.
А потом звук включается снова, и всё оживает. Хорошо, что включается. Без него неуютно.

Нечто подобное было девятого мая прошлого года на одной из Садовых улиц. Звенящая тишина, пустота и дождливая серость для полного счастья.
Нынче хоть серости нет - и на том спасибо.
Но как всё-таки странно видеть свой шумный и суматошный город таким спокойным.

Спокойствие – от слова «покойник». Для меня это именно так. Было, есть, и надеюсь, что будет дальше.
Quiet, calm, peaceful - isn't it hateful?! (с)
Спокойствие сродни оцепенению. Его так и хочется стряхнуть. Не с кого-то другого, ни в коем случае, но с себя – и как можно скорее.
Мне сейчас стряхивать нечего. Мне покой уже даже не снится – отчаялся сниться. Я просто жажду чего-то поистине грандиозного. Ещё чего-то поистине грандиозного, вдобавок к тому очень многому, что уже есть.
И да, Мироздание, дорогое, я знаю, что ты сейчас меня слышишь.

---

Мир, труд, май.

Когда вчера вечером Трем заказывала в местной «Шоколаднице» кулич, она была абсолютно уверена в том, что ей принесут кусок кулича на тарелочке. Но, вместо куска, ей принесли целый кулич. В коробочке с ленточкой. Это было внезапно, но очень удачно.

Тем же вечером, только чуть позже. Три девицы под окном поедали случайно купленный и, надо сказать, очень вкусный кулич и вели ожесточённый теологический спор. Тема спора была... интересной. Сам спор – неприлично весёлым.
Весёлый теологический спор. Именитым философам и не снилось.

Предложение вечера:
- А давайте повесим икону на холодильник! (с)
Почему именно на холодильник? Вы либо знаете, либо определённо не хотите этого знать.

Узнал, когда у нас в этом году Пасха, сам – сообщи ближнему своему. Пусть ближний тоже узнает.
А лучше - позвони этому ближнему на ночь глядя и попроси его вотпрямщаз объяснить тебе суть грядущего праздника. Не то, чтобы ты не знала её без его объяснений, просто – вдруг объяснит.
Если праздников не грядёт, можно звонить и спрашивать первые восемь цифр числа Пи. Или телефонный код демократической Республики Конго. Или ещё что-нибудь неожиданное.

Сегодня у нас, наконец, отключили центральное отопление. А мы уж и не надеялись.

---

Nes quisquam melior medicus, quam fidus amicus.

Заголовок поста как бы намекает: я не напрасно полгода учила латынь. То есть, напрасно, конечно, но не совсем безуспешно.

Моя приятельница, с которой мы вместе учились во французском колледже, нынче заканчивает мед. Угадайте с трёх раз, о чём получаются все наши с ней разговоры. Правильно, о путешествиях. А также о психах, виденных своими глазами вскрытиях и прочих радостях судебной медицины.

Кстати, о медицине. Человек со дня на день приступает к работе в одной замечательной лаборатории. Вопрос: кто из нас с ним больше этому рад? Вопрос риторический. Но с мыслью о том, что теперь ему точно придётся посильно помогать неофициальному следствию в моём лице, человек уже смирился. Радостно так смирился.

Другой человек по окончании меда решил, что не станет работать врачом. Потому что знаний-умений, полученных им во время учёбы и методом самообразования, для успешной работы по специальности явно не хватает. А работать по такой специальности безуспешно ему как-то не хочется.
Всем бы его коллегам такую здравую оценку своих профессиональных способностей.

Работать в аптеке в ночную смену – это так интересно. Что ни день, в смысле – ночь, то какие-то криминальные происшествия.
Зато ночные сотрудники аптеки – прекрасные информаторы. Кому, как не им знать в лицо всяких местных неадекватных личностей.

---

Весна пришла, потеплело. Я перестала мёрзнуть в демисезонном пальто. И начала мёрзнуть в лёгком плаще.
А потом пришла зима. Снова. Вернулась.
Двадцать четвёртое апреля на дворе. Я хожу в шерстяном пальто и тёплой кепке, и нет, мне совсем не жарко.
Московский климат...

НПО «Космос» строит на Октябрьском поле… нет, не космодром, а всего лишь дорогу. Но мне приятнее думать, что всё-таки – космодром, а строительство эстакады – это просто прикрытие.

«Посмотри вперёд!»
Ставшая прямым продолжением пересказа истории о странной девушке, которой виделись призраки умерших людей, и сопровождаемая зловещим шорохом с лестницы в подвал близлежащего дома, эта фраза прозвучала примерно как: «Посмотри вперёд, там – что-то совершенно ужасное, и сейчас оно нападёт на нас». Очень здорово прозвучала, короче.
Но ничего совершенно ужасного впереди не было. Был кусок дерева, рухнувший на дорогу и преградивший её, и мы – распрекрасно преодолевшие лабиринт из многочисленных веток.

Тысячу лет назад в наших краях был ураган. Ветер тогда повалил почти все деревья в моём родном парке. Деревья было безумно жалко, конечно. Особенно, огромную липу, под ветвями которой регулярно находились старинные монеты. Но ходить по стволам упавших деревьев было прекрасно. Гораздо приятнее, чем ходить по дорогам.

- Я мечтаю пойти в поход. С палаткой. Но что-то подсказывает мне, что из трёх переменных – «я», «поход» и палатка» - только две могут нормально сосуществовать друг с другом в одной точке времени и пространства.
- Поход и палатка.

А я знаю, как съездить куда-то с палаткой так, чтоб – и с палаткой, и хорошо. Приезжаете в это куда-то с палаткой. Ставите палатку посреди своего номера. Очень хорошего номера, разумеется.
И - вуаля! Вы живёте в палатке, как и мечтали, вам хорошо, жизнь прекрасна.
Я – генератор гениальный идей, ага.

---

Home, sweet home.

В ночи потащила Катерину гулять по окрестностям своего дома. Итог: Катерина в восторге от места, где я живу.
Больше всего её впечатлило наше метро, расположенное на первом этаже жилого дома и, внимание, в пристройке к этому этажу. Сам дом ей тоже понравился. И даже не столько дом, сколько расстояние между ним и соседним зданием – несколько сантиметров кромешной тьмы, которые я обзываю щелью между мирами.
Наибольшее умиление вызвал переход через дорогу. Ну да, он у нас тут действительно феерический. Чтобы перебраться с одной стороны небольшого шоссе на другую надо преодолеть пять маленьких переходов. Пять переходов, которые образуют зигзаг, отдалённо похожий на ковш Большой Медведицы.
Катерина сказала, что сигнальные огни на трубах ТЭЦ похожи на огоньки новогодней гирлянды. До неё никто никогда не давал им столь лестной характеристики.
Человеку понравились наши – тёмные, тёмные в тот полуночный час – дворы, жилые башенки на крышах домов, здание делового центра со шпилем, управа с её повседневно-парадной подсветкой, рельсы-шпалы посреди магистрали и мосты, перекинутые над ней. Вообще всё понравилось, по её словам, чему лично я очень рада – люблю, когда людям нравится то, что так нравится мне, особенно, если эти люди – мои друзья.
И это она ещё не гуляла по парку и набережным. Не лазала по крепостным стенам монастыря. Не видела город из окон высотного здания у реки. Ну да, погуляет, залезет, увидит. Надеюсь.

Татьяна, вас эта угроза надежда тоже касается!

А из нашего окна... Сейчас (из-за дурацкой застройки) виден только кусками, но всё-таки виден (что, в сущности, - главное) прекрасный закат.

---

БГ.

Вот уже третий год кряду я собираюсь на Бегущий Город. И вот уже третий год кряду обстоятельства всячески мне мешают туда собраться.

В две тысячи одиннадцатом я аккурат накануне забега абсолютно по-идиотски загремела в больницу. В две тысячи двенадцатом со мной случился Open Air, бежать куда-то незадолго до или сразу после которого было самоубийством. В этом году у меня на день соревнований выпал экзамен. Но экзамен показался моему организму недостаточно веской причиной для пропуска «Города», так что на днях он нашёл себе вескую, в результате чего я едва не попала в больницу вновь.

Я не знаю, что будет в четырнадцатом году. Где я буду, что буду делать и как себя чувствовать.
Я знаю, что, что бы там ни было, я вновь соберусь на БГ. Надеюсь, хотя бы с четвёртой попытки - успешно.

---

Ни дня без происшествий.

Вчера я впервые на своём веку застряла в лифте.

Захожу в кабину, нажимаю кнопку первого этажа. Двери закрываются. Лифт резко ухает вниз и замирает. Свет гаснет.
Кнопка связи с диспетчером не работает. Кнопка аварийного открытия дверей – тоже. Телефон не ловит сеть. Всё, как я люблю, одним словом.

Пару минут повисела на высоте примерно седьмого этажа. Прочувствовала всю прелесть такого висения.
Выбралась самостоятельно, излюбленным методом: жми на все кнопки. И не на первом этаже, а под крышей. Но выбралась – и главное. Выбралась - и молодец.

Вообще, это было довольно забавно.

---

Наблюдения снайпера за природой.

И всё-таки она существует! Весна. Скажу больше: она существует в наших краях. Третий день уже существует – сияет солнечным светом, греет душу и бренное тело.
Снег спешно тает, ветер теплеет. Я больше не жалуюсь на погоду, я ею наслаждаюсь. И гуляю-гуляю-гуляю при каждой возможности. Надеюсь, и вы не сидите в четырёх стенах целыми днями. Ведь сидеть в четырёх стенах в такую погоду – это сущее преступление. Особо тяжкое преступление против собственной личности.

Все дороги ведут на Старый Арбат. Да, опять.
На Арбате, где в прошлые - ещё холодные - выходные было крайне немноголюдно, теперь буквально не протолкнуться. Как будто весь город, почуяв весну, высыпал на прогулку. И правильно сделал, конечно же.
Люблю, когда много людей одновременно и по собственной инициативе делают что-то правильно.

Это такое счастье – когда выходишь на улицу в половине девятого вечера, а там всё ещё светло. И даже тепло относительно.
Хотела сказать: ура – скоро можно будет открыть сезон ночных прогулок. А потом вспомнила, что в этом году я его и не закрывала. Вот по этому поводу, действительно, ура. Троекратное.

В гастрономе №1, который в ГУМе, продаётся газировка с сиропом. Тысячу лет продаётся, наверное. До вчерашнего дня мне и в голову не приходило попробовать «эту гадость». А вчера вот пришло за компанию. И знаете – что? Она внезапно такая вкусная. С вишнёвым-то сиропом.

Не знаю, как вы, а вот я по родному району гуляю нечасто. Очень редко гуляю, на самом деле. Раз в три месяца, раз в полгода.
Я и дома бываю нечасто. Хотя чаще, чем раз в полгода, конечно. Для меня дом – не крепость, а перевалочный пункт. Место, где я отдыхаю в перерывах между приключениями. Между прочим, очень важное место в жизни. Потому что – моё.
Впрочем, я отвлеклась.

Понедельник

В понедельник гуляли с Трем по родному району. Такое вот историческое событие.
За то время, что мы гуляли где угодно, но только не здесь, район успел здорово измениться.
На месте невнятных кирпичных построек, обнесённых глухим забором, образовался торговый центр из стекла и бетона. Тоже невнятный, зато местами – оранжевый.
В парке, где мы обе провели раннее детство, причём, провели как-то совершенно независимо друг от друга - и как только умудрились, наконец, закончился ремонт или что это было. Последствия? Неплохие. Намного лучше, чем я ожидала, во всяком случае. Главный минус – вырубленные деревья, плюс – тренажёрный зал под открытым небом, эдакий намёк: займись уже каким-нибудь спортом, кроме бега куда-глаза-глядят с препятствиями.

Тогда – в понедельник – был очень красивый, почти морской закат. И такой тёплый вечер, что вечно мёрзнущая я гуляла в лёгком плаще и совсем не мёрзла. И, кажется, первая тёплая ночь в нынешнем календарном году.

Вторник

Во вторник был Рассвет. Именно такой – с большой буквы и в шесть утра, а не к полудню поближе, как в зимнее время. Ещё был замечательный день – тёплый, солнечный, совсем летний. Его я провела в бегах вокруг Кремля. Дела государственной важности, вы понимаете.
На Волхонке встретила даблдэкер. Туристический. Красненький. Настоящий! Иди и делай сама-знаешь-какую визу, намекал он мне всем своим видом. Я намёк поняла.
Переходя родной Замоскворецкий мост, испытала огромное желание сигануть с этого моста в воду. Не с горя по поводу вопиющего несовершенства этого мира, а потому, что это, наверное, очень здорово – нырнуть в реку с такой высоты. От немедленного исполнения сего желания меня остановило вовсе не то, что я не умею нырять, а тот факт, что Москва-река у нас слишком грязная для купаний.
Лужков мост – самый питерский мост в столице. Если вы его видели, вы меня понимаете. Если нет – вперёд и с песней смотреть.

А сегодня я чуть не попала в больницу. Ничего страшного. У меня просто такая традиция: каждый год, тридцать первого декабря… В смысле - в марте или в апреле почти попадать в больницу.
Дурная традиция, да. Ну да, какие сами, такие и… ну, вы понимаете.
В очередной раз узнала, что неприлично здорова. Не узнала одного: что ж мне тогда так плохо-то временами бывает.
Вот сейчас оклемаюсь немного и пойду любоваться закатом.

---

И снится нам не рокот космодрома.

Я в кои-то веки знаю, какой на дворе день. Двенадцатое апреля. Ещё я знаю, что двенадцатое апреля – это у нас день космонавтики. Почему я об этом помню? Потому что сто лет назад – в восьмом классе, если точнее, – я рисовала к этому празднику стенгазету. А такое, знаете ли, не забывается.

Космос – это одно из тех немногочисленных мест во Вселенной, где мне не хотелось бы побывать. И вообще не хотелось бы и потому, что я не считаю связанные с полётами туда неудобства и риски в полной мере оправданными для себя. Для других, кстати, тоже не считаю, но каждому – свои развлечения в этой жизни.
Вот съездить на Байконур и увидеть своими глазами старт космического корабля мне бы очень хотелось. Однажды обязательно съезжу и посмотрю, благо устроить это несложно.
Только корабль мне, пожалуйста, какой-нибудь беспилотный. Его, в случае чего, будет не жалко.

Этот шедевр художественной мысли красуется во дворе одного из московских домов и всем своим видом говорит нам: товарищи, при большом желании на лыжах можно дойти не только до Простоквашино, но и до открытого космоса.

---

Этим летом я буду бегать. Галопом. По Европам. А пока я гоняюсь за документами для виз.

Фотографии три-на-четыре в этот раз особенно ужасны. Я на них выгляжу такой замученной, словно прежде, чем фотографироваться, не спала не два дня, а десять, и все эти десять дней меня морили голодом и всячески истязали. Зато, посмотрев на них, консул точно выдаст мне нужную визу. Из сострадания.

В субботу оформляла очередную страховку, которая, очень надеюсь, мне снова не пригодится. В бизнес-центре, где расположен офис страховой компании, была тишина, пустота и такая темень, что лифт мне пришлось искать буквально на ощупь. Охранники смотрели мультфильмы. Клиенты соседних контор громогласно вещали о пользе духовных практик и декламировали теории заговоров собственного сочинения. Сюрреализм процветал, одним словом.

Не мне на это жаловаться, конечно, - но как же я засиделась дома за эти два месяца.
Скорее бы уже разделаться со всеми формальностями и отправиться в дальний путь!

---

Неуловимый Джо и компания.

Незримые одногруппники (целых пять человек). Незримые преподаватели (остался только один).
Московский филиал Незримого Университета приветствует вас.

Ловила вчера неуловимого Джо с нашей кафедры. Опять не поймала – на то он и неуловимый. Зато взяла в деканате справку о том, что я тут учусь. Для визы. Вы знаете, мне эту справку сделали за минуту буквально. Минуту – не месяц. Я в изумлении.
Люди с нашей кафедры – такие прекрасные. Других попросишь о чём-то специально – они не сделают. А этих даже просить не надо. Они сами всегда помогут, подскажут и похвалят тебя заодно.
Вчера незнакомая преподавательница, узнав о том, что я разыскиваю Неуловимого, стала разыскивать его вместе со мной. Вдвоём и при незримом, но деятельном участии ЗавКафа мы его всё-таки отыскали. In a galaxy, far-far away от родного учебного заведения.
Неуловимый Джо оказался не неуловимым, а неосведомлённым. Он просто не знал о том, что ведёт в этом семестре магистерские спецкурсы. Ему дама из учебной части об этом любезно не сообщила.
Эта дама у нас, вообще, отличается оригинальностью мысли. Перед началом семестра она составляет нам расписание. Мы это расписание не читаем, мы его расшифровываем. Поодиночке, все вместе, с привлечением третьих лиц. От необходимости играть потом в «Их разыскивает…» вместо того, чтобы просто учиться, это нас, разумеется, не спасает. А вот от скуки – вполне.

В те редкие времена, когда я не кляну свою учёбу последними словами, я её обожаю.

---

Я-уже-сбилась-со-счёта-какое февраля.

На моём личном календаре нынче февраль. Или ноябрь. И мне это нравится.

Снег немного подтаял, и город поплыл. Точь-в-точь как в конце декабря прошлого года. Выходишь из дома – как в дальнее плавание отправляешься.

Я опять радуюсь тому, что других людей совершенно не радует. Ну, и ладно. В конце концов, главное – радоваться. А чему именно – абсолютно не важно, лишь бы то, чему ты радуешься, никому не вредило.
На этот раз неуёмный восторг у меня вызывают наши дороги. Те самые, на которых сейчас воды по колено. Которые скрыты под слоем трескучего наста. Которые – не дороги уже, а полоса препятствий.
Уж насколько я не люблю воду там, где ей явно не место, - в моих сапогах, например, а по нынешним лужам бегаю-прыгаю с большим удовольствием. Сапоги моего удовольствия не разделяют и регулярно ломаются или рвутся. Вчера доломались очередные. Пятые за сезон. Для человека, который терпеть не может походы по магазинам, я слишком немилосердна к предметам своего гардероба.

Вчера, в пять утра по московскому времени, мне открылась страшная тайна. Я поняла – откуда вся эта зима, все эти льды и снега, за окном.
Осенью мы собирались на север. Но так и не собрались, в силу всяческих обстоятельств. Так вот.
Раз уж мы не помчались на север, север сам примчался к нам. Спасибо ему, конечно, за это огромное. И отдельное спасибо за то, что уже уходите, как говорится.

Москва. Россия. Третье апреля. Местный вариант Северного Ледовитого Океана.

---

Такой хороший день! Был. Вчера.
На самом деле, день был вполне обычный. И вовсе даже не по моим меркам. По общечеловеческим. Обычный учебный день. Да, к тому же, ещё и пасмурный.
Вот настроение, да - оно у меня было просто отличное. А где настроение, там, как известно, и всё остальное.

Утром с моих плеч свалилась гора в виде куска диссертации. Когда у людей гора валится с плеч, люди тотчас и сами валятся. С ног. От усталости. Я же, наоборот, превращаюсь в электровеник. В высшей степени жизнерадостный электровеник с неуёмным запасом энергии – спасайся, кто может.

Днём я сидела на лекциях. Что характерно, не на своих – на чужих. Якобы для подготовки к педагогической практике. Сидела, болтала с одногруппницей, улыбалась от уха до уха (помним про настроение) и глазела по сторонам.
В аудитории, где проходили лекции, две из четырёх стен – это не стены вовсе, а бесконечные окна. Два параллельных ряда панорамных окон. Одни выходят на реку, другие – в сторону местной промзоны.
Вчера изо всех этих окон виднелся лишь плотный туман. Он словно окутывал аудиторию. А аудитория словно висела в воздухе. Это было волшебно.

Однажды товарищи бакалавры побьют нас, магистрантов, и будут по-своему правы. Побьют они нас за то, что нас, в отличие от них, на кафедре по неизвестной причине любят.
Давеча был бенефис такой вот вселенской несправедливости.
Перерыв между парами. Бедные дети с ужасом ждут семинара. С ужасом – потому, что на прошлом их завалили. И на всех предыдущих. И на зачёте. Мы с одногруппницей подходим к прекрасной женщине с кафедры, которая, собственно, завалила и которую все, кроме нас, из-за этого боятся панически, и радостно предлагаем: а давайте перенесём наш экзамен на начало июня. Ну, чтобы в середине июня, на которую он назначен, мы уже отдыхали. Прекрасная женщина с кафедры мило щебечет: конечно-конечно, и на глазах у изумлённой публики зовёт нас к себе – пить чай. Файф-о-клок на дворе потому что.
Гоняем чаи. Общими усилиями чиним компьютер на кафедре. Понимаем, что на начало июня у нас тоже есть планы. Куда более важные, чем на середину. И выдаём: а давайте перенесём экзамен обратно. А то нам тут в голову стукнуло в начале июня немножко уехать. Нам вновь отвечают – конечно-конечно. Сказать кому – не поверят. Показать кому зачётку с пятёрками за подписью этой дамы – точно побьют. И лично я осуждать их за это не стану.

Мы, наконец, отловили товарища, который ведёт у нас адвокатуру и не только. На радостях по поводу долгожданной встречи уговорили его перенести нам зачёты по двум дисциплинам с июня на май.
Осталось уговорить на то же самое всех остальных преподавателей, и будет нам счастье.

Вторая прекрасная женщина с кафедры, уходя на занятия к вечерникам, умилённо поглядела на нас и заявила, что «есть на кого оставить страну».

---

Аки многострадальный снег на голову, на меня свалилась педагогическая практика. Оказалось, она теперь есть и в магистратуре тоже, а не только в аспирантуре, как в старые добрые времена.

Прихожу в понедельник на кафедру, как обычно - в счастливом неведении насчёт своего учебного будущего, а ЗавКаф мне с порога и говорит: "Зачем учиться самому, когда можно учить других”. В смысле: а пошли принимать зачёт у третьекурсников. Ну, пошли. Всё ж лучше, чем с переменным успехом изображать учёбу.

Принимать зачёт было э-э… весьма познавательно.
В том смысле, что: хочешь узнать человека - посмотри, как он относится к тем, кто ему подвластен; хочешь узнать, что из себя представляет тот или иной преподаватель - посмотри, как он принимает зачёты, экзамены у других ребят.
В нашем случае, посмотри и ужаснись. А впрочем, не будем о грустном.

В скором времени мне предстоит читать лекции и вести семинары у без пяти минут бакалавров. При мысли об этом меня разбирает многозначительный хохот. И не только меня.


P.S. Так вот почему у нас в расписании стоят всякие "методики преподавания".

---

Искали мы с Настей в городских закоулках кафешку. Кафешку нашли. Но прежде нашли интересное здание. Старинное, двухэтажное. Некогда белое, а нынче обшарпанное. С решётками на окнах и отчасти разбитыми окнами.
На первый взгляд оно показалось нам совершенно заброшенным. Но потом на втором этаже загорелась лампочка, и у нас появилась причина считать, что – нет, люди (и даже живые) там всё-таки есть. Потом лампочка погасла. Потом мы сидели в кафешке – решали, где лучше всего прятать трупы. Девушки за соседним столиком восторженно обсуждали «Шерлока». Товарищи за другим соседним столиком увлечённо дискутировали о непродолжительности человеческой жизни. Сама жизнь, тем временем, неумолимо налаживалась. А потом мы пошли гулять (как не пойти, когда на дворе снегопад и штормовое предупреждение). И опять набрели на то здание, разумеется.
Нельзя просто так взять и пройти мимо заброшенного здания, не попытавшись туда залезть. Пройти мимо здания, которое, может, и не заброшено (скорее всего, не заброшено), но кажется таковым, нельзя и подавно. Тем более, во второй раз за день. Тем более, когда входная дверь не заперта. И не просто не заперта, но и ещё и гостеприимно приоткрыта.
Вот мы и не прошли. Мы тихонько вошли вовнутрь.
Изнутри здание оказалось аварийным, но, тем не менее, вполне действующим и обжитым. Объявление с внутренней стороны второй по счёту входной двери гласило, что в нём располагается мастерская. Я предположила, что реставрационная, и, как выяснилось чуть позже, была абсолютно права.
Внутри были (и всё-таки они существуют…) и весело болтали люди. В коридоре первого этажа горел тусклый свет и вовсю шёл ремонт. А у самого входа, на подоконнике лежали письма и, судя по виду конвертов и штемпелей, лежали уже целую вечность.
Настя хотела забрать эти письма с собой. Я бы тоже хотела в любом другом случае. Забрать и вручить адресатам – прелестно же. Но эти конкретные письма так удобно лежали на своём подоконнике! Их место определённо было там, в доме. Где мы их и оставили.

---

Пожаловалась вам на своё самочувствие и тут же слегка ожила. Чудеса, да и только.

Прошлой ночью моё воспалённое сознание подсознание изображало из себя видеомагнитофон и, вместо простых человеческих снов, демонстрировало мне отрывки из страстно любимых мной фильмов и сериалов. Его стараниями за три часа сна я условно пересмотрела «Whitechapel» (ту серию, что про парочку мафиози), гайричесвский «Револьвер» и «Чигако», вернее, тюремное танго оттуда.

Проснулась ни свет, ни заря. Проснуться ни свет, ни заря в тот редкий денёк, когда можешь смело и сладко спать до полудня, – это классика жанра. Смотрю - за окном, наконец-то, солнышко светит. Весеннее, ясное, долгожданное. А ещё за окном лежит снег. Много снега. Уже не сугробы, а целые горы повсюду. Вот такое вот доброе утро в Арктике. Доброе утро двадцать второго марта.

День был отдан учёбе, а вечером я отдыхала. Отдыхала культурно - в музей ходила. В музей пыток, который на Старом Арбате. Вместе с Кейт и компанией наших общих знакомых. Сам музей – никакой. В том же морге куда веселее интереснее. Это - к слову о вредных советах на тему: куда пойти с друзьями в пятницу вечером.

А сегодня у нас, если вы вдруг не знаете, пятьдесят первое марта. И завтра, судя по тому, что творится на улице, будет пятьдесят второе. Я, в общем, не против - мне с прошлого года нравится холод. Не нравится он моим рукам, которые от него коченеют до боли. Но руки никто и не спрашивает...
Завтра будет минус тридцать, а не минус сорок два. (с)

---

Живой труп.

Это я в данный момент. Прошу любить и не жаловаться, не кантовать без особой необходимости и руками не трогать.

Весна на дворе, хотя с виду не скажешь, а весной мы с моим дорогим организмом регенерируем. Загибаемся, словом, со вкусом и чувством. И с жертвами в личном составе. В этот раз загибаемся как-то уж очень старательно. Удивительно, как только ещё не загнулись навеки. И даже в больницу не загремели.

I think I need a doctor. ©
Отставной военный врач с железными нервами, например. А то эти гражданские - больно пугливые: их мой нынешний пульс - тридцать девять ударов в минуту - вгоняет в панический ступор.

Хорошо, что полуобморочное состояние не отменяет необходимости много-много бегать по городу. На бегу загибаться, в сущности, некогда. Да и в себя приходить веселее и легче, чем под домашним арестом.

---

Для человека, который каждую весну основательно загибается от каких-то неведомых безобразий, я слишком сильно люблю это время года.

В Англии апрель – весенний месяц. (c)
А март в Москве – зимний. И такой непостоянный, что просто беда.
В четверг у нас был снегопад, в пятницу – ливень, в субботу – кругом вода. Сейчас на дворе снова январь. Что будет завтра – тайна, покрытая снегом.

Помимо потопа, в субботу был День Святого Патрика – тот самый, с которым у меня связано столько замечательных впечатлений и ассоциаций. И парад в его честь. Вернее, с учётом капризов природы, заплыв – I’m shipping up to Boston практически. Милейшее зрелище, кстати. Жаль только, проводилось оно в этот раз не на Старом Арбате, а на краю света.

Я редко когда точно знаю, какой на дворе день. Но если уж знаю, то помню обычно и то, что происходило со мной в тот же день, только год или несколько лет назад.
Ровно год назад я получила свой бакалаврский диплом по праву.
На этом месте должна быть поучительная история о том, как этот диплом изменил мою жизнь. Но, во-первых, диплом, как таковой, ничего не изменил и никогда не изменит. А во-вторых – сдались нам эти поучительные истории.

Сегодня с утра пораньше мамины умелые ручки дошли до того, чтобы испечь блины, а мои – до того, чтобы эти блины попробовать. Так что Масленица у меня удалась тоже.

---

Ощущение времени вновь безнадёжно утеряно, и совсем недавнее восьмое марта кажется древним, как Стоунхендж.

Суббота, Олимпийский, дискотека 90-х. И места в танцевальном партере для полного погружения в атмосферу.
Мы с Софьей сбежали оттуда ещё до полуночи, при живых голосах и ногах и без каких-либо происшествий. Что в кои-то веки означает: вечер удался, а не прямо противоположное.

Феномен зажигательных песен из детства. Будь они не из детства, они бы с вероятностью в девяносто девять процентов казались вовсе не зажигательными, а совершенно дурацкими, и вызывали по отношению к себе лишь кривую усмешку. Но, будучи из детства, и детства очень счастливого, они вызывают улыбку до ушей, желание им подпевать и танцевать до упаду.
И это не только песен касается, но и многих других сомнительных прелестей жизни.

Я начала впадать в детство на дискотеке. Продолжила – в воскресенье, вместе с Кейт и Маурой, в Муми-кафе. Мы пришли туда, дабы перевести дух после субботних песен и плясок, но в самом разгаре ужина заприметили в закромах Родины настольные игры и, как говорится, понеслась.
Изобрази типичного российского строителя, разбирая и собирая «почти Пизанскую» башню из деревянных брусочков. Покажи жестами «способность логически рассуждать». И так далее, и тому подобное, до самого вечера.

А вечером, уже на пути домой, меня - всю такую сурьёзную и на каблуках - спросили, в каком классе я учусь. Это было очень приятно.

---

Rosencrantz and Guildenstern Are Dead (?).

Розенкранц и Гильденштерн мертвы и прекрасны. И нет, логической связи между «мертвы» и «прекрасны» в предыдущем предложении нет. Ну, если только совсем чуть-чуть.
Насчёт «мертвы» я в контексте пьесы и фильма за авторством Стоппарда, вообще, сомневаюсь. Очень и очень. Хотя, нет. Я не сомневаюсь. Я абсолютно уверена в том, что товарищи выкрутились. Потому что они - приключенцы. А приключенцы всегда выкручиваются. Всегда – и точка.

Для меня история этих двоих – это, как все уже, наверное, догадались, прежде всего, не «Гамлет со своей колокольни», а история одного путешествия.
А с поправкой на «выкрутились», так и вовсе – универсальный сценарий любой поездки.
Вот поэтому:


Сцена первая. «Он сказал «Поехали», и они пошли».
Розенкранц. Мы путешествуем.
Рассвет. Какой-то тип барабанит в ставни. Вас окликают по имени и куда-то зовут. Не важно – ваше имя или не ваше. Важно то, что вы едете. На автомате. Просто встаёте и едете. Потому что так надо.

Сцена вторая. «Философы с большой дороги».

Гильденстерн. Силлогизм номер два: первое - вероятность есть фактор, оперирующий в сфере естественных сил. Второе - вероятность не оперирует как фактор. Вывод - мы во власти не- , противо- или сверхъестественных сил. Обсудим.
Конечно, обсудим. Где же, когда же ещё обсуждать вопросы жизни, Вселенной и всего такого, как не по пути неизвестно куда?

Сцена третья. «Всегда заговаривай с незнакомцами».

Гильденстерн. Так это был шанс?
Актер. То есть?
Гильденстерн. Когда встретили нас.
Актер. А, да.
Гильденстерн. Вы нас искали?
Актер. Что вы!
Гильденстерн. Тогда шанс.
Актер. Или судьба.
Гильденстерн. Наша или ваша?
Актер. Редко бывает одно без другого, сэр.
Тот, кто утверждает, что хорошие люди на дороге не валяются, просто ходит не теми дорогами.

Сцена четвёртая. «Потерялась моя прелесть».

Гильденстерн. Постой минуту - мы прибыли, грубо говоря, с юга. Если верить нашей, грубо говоря, карте.
Розенкранц. Верно. Но вот с какой именно стороны? (Неуверенно озирается.) Грубо говоря.
Гильденстерн (откашливаясь). Утром солнце бывает на востоке. Это, я думаю, можно принять.
Розенкранц. Что сейчас утро?
Гильденстерн. Если это так и солнце находится там (справа от него, стоящего лицом к залу), то тут (перед собой) был бы север.С другой стороны, если сейчас не утро и солнце село там (слева), то тут (неуверенно) был бы... тоже север. (Ободряясь.) С другой стороны, если мы пришли оттуда (в зал) и сейчас утро, солнце вставало бы там (слева), и если оно действительно село там и ещё утро, то тогда мы должны были прийти оттуда (показывает назад), и если тут (слева) юг, а солнце село там (в зал), тогда сейчас полдень. Между тем, если все это не так…
Страшная не-совсем-тайна: именно так работают google-maps в моей голове.
(После небольшой паузы, гордо.) Это называется – ассоциативное мышление. Вот.

Сцена пятая. «Приехали».

Какой-то человек на рассвете постучал в ставни и выкрикнул два имени. Он позвал – мы приехали. И лишь одно несомненно: мы приехали.
Приехали, да. И вовсе не только в географическом смысле этого слова. Если вы понимаете, о чём я.

Сцена шестая. «Кто виноват и что делать?»

Розенкранц. Мы никому ничего не должны. Гильденстерн. Мы влипли. Каждый твой поступок, пусть ничтожный, порождает другой, неизвестно где, неизвестно чей, а тот - третий и так далее, замкнутый круг. Так что смотри в оба и навостри уши. Будь осторожен и следуй инструкциям. И все будет в порядке.
Вселенная и вообще: инструкция по применению.

Сцена седьмая. «Момент – и в море».

Гильденстерн. На корабле человек свободен. Временно. Относительно.

Сцена восьмая. «Тот неловкий момент».
Гильденстерн. Должно быть, был момент, тогда, в самом начале, когда мы могли сказать - нет. Но мы как-то его упустили. Ладно, в следующий раз будем умнее.
И снова упустим этот момент, конечно же. Неосознанно. Потому что так надо. Потому что так – интереснее.

Конец.

Хотя – нет. Конечно же, нет. Никакой это не конец, ведь…
Актёр: Вы называете это концом? Когда ещё нет трупов? Ну, нет; что называется, только через... ваш труп.