Если не знаете точно, то ни за что не догадаетесь, где я провела прошлую неделю. А провела я её в больнице.
Ничего страшного. Совсем-совсем ничего. Никаких нарушений или заболеваний. Не было, нет и не намечается. Почему, в таком случае, периодически я загибаюсь от боли? Науке сие неизвестно. То есть, наука, конечно, предполагает – одно, второе, третье, сто двадцать пятое. И я тоже предполагаю. Но исследования все наши предположения методично опровергают – что, кстати, очень мило с их стороны. Что с этой болью делать? Терпеть, в основном. И пить «то, что пили» – те полтора лекарства, которые мой организм переносит нормально.
И попробовать уже наконец но-шпу. Хотя бы ради эксперимента.
История моего пребывания в больнице – это история о том, какая же я ужасная пациентка.
История болезни.
Не выношу медицинских учреждений. Пять минут в их стенах и – привет, беспричинное полуобморочное состояние, привет, перепуганные окружающие и угрызения совести на предмет «опять-от-меня-всем-одни-беспокойства». И если без перепуганных окружающих иногда – очень редко и явно не в нынешний раз – обходится, то без полуобморока – никогда.
Пристрелить меня легче, чем осмотреть. А уж насколько гуманнее было бы! Не только по отношению ко мне.
Я судорожно дёргаюсь от любого прикосновения. За исключением прикосновений близких людей. Хотя и от их прикосновений иногда дёргаюсь тоже, за что мне всегда очень неловко. Я и рада бы – не, но ничего не могу с этим поделать. А когда нежелательных прикосновений становится слишком много, меня начинает трясти. И трясёт потом ещё очень долго и жутко.
Никакого психологизма. Просто кожа не в меру чувствительная. После ЭКГ в тех местах, куда прикреплялись электроды, на ней остаются красочные синяки. Причём, остаются надолго. С тонометром та же история: снимаешь манжет – видишь кровоподтёки. Да, что там – манжет! Через раз: снимаешь часы на мягоньком ремешке – и тоже видишь кровоподтёки. В цвет любимой рубашки, ага.
Болит у меня непонятно что. Лекарства действуют на меня непонятно как. В основном – как отрава.
У меня идеальная кардиограмма. Бывает всегда, когда мне очень плохо. У нормальных людей такая бывает, когда им хорошо-хорошо. А когда плохо – бывает совсем другая.
34,2. По Цельсию. Да, это такая температура. И, между прочим, мой личный температурный рекорд. Кто опять сказал: с таким не живут?!
Когда градусник показал это впервые, мне принесли другой градусник. Взамен якобы сломанного.
Когда новый градусник показал то же самое, меня спросили:
- А вы точно с этой планеты?
Меж тем, я всё ещё была абсолютно здорова.
После этого инцидента меня больше не спрашивали, какая у меня температура, меня спрашивали только, нормальная ли она. Я всегда отвечала, что – да, нормальная, после чего со спокойной душой выключала градусник или стряхивала. И все были довольны.
Как-то раз я отказалась от завтрака. Или обеда. Не суть. Суть в том, что этот раз был уже далеко не первый.
И началось до боли знакомое:
- Что ж вы совсем ничего не едите! (Ем, и вполне достаточно, просто не круглыми сутками, как некоторые.)
- Вы что, на диете? (Очевидно же – нет.)
- Вы когда в прошлый раз ели? (Да, недавно совсем. Вчера.)
- И что же вы ели? (Фруктовый салат и шоколадные конфеты.)
- Что ж вы так мало едите! (Я ем ровно столько, сколько необходимо организму, чтобы нормально функционировать. Если что, «сколько нужно» – это количество калорий и витаминов, содержащихся в еде, а не количество самой еды.)
- А мясо вы не едите совсем? (Ем и даже люблю.)
- И когда же вы в прошлый раз ели что-то мясное? (А я помню? Но точно – на этой неделе. Мясо, кстати, - тяжёлая пища, если кто вдруг не знает. Я нормальный человек: когда мне плохо, я не жажду тяжёлой пищи, и вообще какой-либо пищи не жажду тоже.)
- Что вы имеете против завтраков – они же такие полезные! (Ничего. Но, согласитесь, логичнее было бы сначала проснуться окончательно и проголодаться, а потом уже приступать к трапезе, а не наоборот, как почему-то принято а этом мире).
- А какое ваше любимое блюдо? (И тут я зависла. У меня нет любимого блюда. Есть продукты и их сочетания, которые я ем, - подразумевается, что они мне нравятся. И которые я не ем, потому что не люблю.)
Подобного рода вопросы, в той или иной последовательности и формулировке, - это обязательный номер программы под названием «я и люди вокруг». Их мне задаёт каждый первый.
Но «больничные люди» вопросами не ограничились. Не ограничились они и попытками меня накормить. О, они пошли дальше и в один прекрасный момент пожаловались на меня моей маме.
Как это выглядело со стороны:
- Ой, вы знаете, ваша дочка так мало ест!
- Это ещё много…
На четвёртый день моего пребывания в больнице, по итогам допроса с пристрастием мой лечащий врач чистосердечно признался вне в том, что не знает – отчего меня лечит. Он понятия не имеет, что же со мной такое творится. Знает только, что это совершенно точно не по его части.
Нет, он верит, что мне очень больно и плохо. Во всяком случае, было три дня назад. Ещё он знает, что так плохо и больно бывает при воспалениях и только при них. Но вот незадача – у меня нет никаких воспалений. Ни там, где болит, нигде.
У меня вообще ничего нет – из болезненного, даже банальной простуды. Я абсолютно здорова. И это не только его авторитетное мнение. Это авторитетное мнение всей той дикой уймы больничных врачей, меня видевших, считая – внимание! – психотерапевта. (Заключение последнего мне особенно дорого – такой позитив же). И всей техники на грани фантастики, всех исследований.
В общем, если уж мне это так интересно, то лечит меня он от несуществующего воспаления. Противовоспалительным и витаминами – безобидными абсолютно. Лечение – то ещё. Он не спорит. Но больше ничем он помочь мне не может.
Тот же день, вечер.
Полдня проходила в полузадушенном состоянии. Когда от удушья стало темнеть в глазах – обратилась к врачу.
Врач меня выслушал и дал поистине гениальный совет: полежите немного – должно пройти.
А потом он сказал: так уж и быть, выпишу вас в понедельник.
Рубрика: вредные советы.
Как скоротать свой последний вечер в больнице? Устроить пижамную вечеринку на пол отделения! В программе вечера: страшные истории из жизни, катание тех, кто не спрятался, на каталке, и зажигательные танцы у шеста, ну, то есть, штатива для капельницы. И так – до самого утра.
- Видел бы нас сейчас врач! Подумал бы – во больные.
- А мы больные и есть – раз уж лежим в больнице. Надо вести себя соответственно!
- Мы, между прочим, мешаем спать человеку, которому завтра предстоит операция.
- Лучше уж мы, чем мрачные мысли.
Человек, кстати, был с нами очень согласен.
В общем, вы понимаете, да, почему, когда в понедельник меня, наконец, выписали, медперсонал был этому раз не сильно меньше, чем я сама?
История болезни.
Если не знаете точно, то ни за что не догадаетесь, где я провела прошлую неделю. А провела я её в больнице.
Ничего страшного. Совсем-совсем ничего. Никаких нарушений или заболеваний. Не было, нет и не намечается. Почему, в таком случае, периодически я загибаюсь от боли? Науке сие неизвестно. То есть, наука, конечно, предполагает – одно, второе, третье, сто двадцать пятое. И я тоже предполагаю. Но исследования все наши предположения методично опровергают – что, кстати, очень мило с их стороны. Что с этой болью делать? Терпеть, в основном. И пить «то, что пили» – те полтора лекарства, которые мой организм переносит нормально.
И попробовать уже наконец но-шпу. Хотя бы ради эксперимента.
История моего пребывания в больнице – это история о том, какая же я ужасная пациентка.
История болезни.
Ничего страшного. Совсем-совсем ничего. Никаких нарушений или заболеваний. Не было, нет и не намечается. Почему, в таком случае, периодически я загибаюсь от боли? Науке сие неизвестно. То есть, наука, конечно, предполагает – одно, второе, третье, сто двадцать пятое. И я тоже предполагаю. Но исследования все наши предположения методично опровергают – что, кстати, очень мило с их стороны. Что с этой болью делать? Терпеть, в основном. И пить «то, что пили» – те полтора лекарства, которые мой организм переносит нормально.
И попробовать уже наконец но-шпу. Хотя бы ради эксперимента.
История моего пребывания в больнице – это история о том, какая же я ужасная пациентка.
История болезни.