Мы с Настей хотели просто погулять. Просто погулять по любимому городу. Нам даже с погодой повезло в кои-то веки.
И целых полдня мы, действительно, просто гуляли – так мирно, спокойно, что даже самим не верится. А потом начались приключения.
Идём мы радостно по Новому Арбату. Мы – это я, Настя и Тардис. Мини-версия Тардис, которую Настя приобрела часом ранее в палатке на Гоголевском бульваре.
Москва – замечательный город. В Москве Тардис не надо ждать и искать. Её можно просто купить в обычной палатке.
Идём и идти собираемся аж до Курской. А оттуда мы собираемся ехать в Измайловский парк.
Выслушав бесконечный рассказ о моих августовских путевых и, притом, непутёвых до ужаса приключениях, Настя сказала:
- Когда ты в следующий раз соберёшься куда-нибудь ехать, я поеду с тобой. Потому что я тоже хочу таких приключений!
Я ответила, что, если ей хочется приключений, то за ними совсем не обязательно ехать куда-то. Их можно найти и здесь.
И когда же я научусь осторожному обращению со словами?
Путь наш лежал через самый центр города. Самый центр города в этот прекрасный день (день города, да) был перекрыт. Перекрыт он, как водится, был в самых неожиданных и самых неудачных (не только с точки зрения пешехода, но и с точки зрения человека, который кое-что смыслит в общественной безопасности) местах.
- Sinnerman, where you gonna run to?
Как очень верно подметила Настя, если бы действо, описанное в тексте этой песни, происходило на территории российской столицы, то главный вопрос (жизни, Вселенной и всего такого) к грешнику звучал бы немного иначе. А именно:
- Sinnerman, how you gonna run to?
Потому что «куда бежать» - это в Москве вот совсем не вопрос. А вот «как добежать туда, куда тебе нужно, при вечно перекрытых/перегороженных/раскопанных с какой-то великой целью дорогах» - вопрос, и ещё какой.
Журфак МГУ на Моховой улице.
Фасад факультетского здания украшает плакат с надписью: «Здравствуй племя молодое, незнакомое!».
Надпись как бы намекает первокурсникам, кем их считают старшие товарищи.
Добрых полчаса мы методично обходили полицейские кордоны. Обходили по такой траектории, что ни в сказке сказать, ни в учебнике по баллистике написать. А потом это дело нам надоело, и мы спустились в метро.
Мне нельзя ходить с друзьями в городские парки. То есть, это моим друзьям нельзя ходить в парки со мной. Потому что каждый раз, когда я иду в парк с кем-то прекрасным и дружественным, мы обязательно встречаемся там с кем-нибудь или чем-нибудь странным.
-Можно я пойду следом за вами?(с)Станция «Измайловская». Выходим из метро, ступаем на парковую дорожку. И тут же к нам обращается странный субъект. Он интересуется: как пройти в библиотеку к местной сцене. У него там, на сцене, сын выступает. С ансамблем. Выступал, то есть. Три часа тому назад. Субъект, по его словам, специально чёрт-те откуда приехал – посмотреть на их выступление. И вот, заблудился.
Мы и сами хотели бы знать, где тут сцена. Наверное. Но сейчас мы, увы, ничего такого не знаем.
Сообщив об этом Субъекту, собираемся идти дальше – в лес. И тут Субъект спрашивает: а можно я пойду следом за вами? Э-э… Можно. Наверное. Почему бы и нет?
- Что такое, по-вашему, счастье?
Если странный субъект на безлюдной дорожке в лесу спрашивает у вас: «Что такое, по-вашему, счастье?» - это плохая примета. Это значит, что скоро данный субъект начнёт рассказывать вам о жизни, Вселенной and everything. В красках, лицах, подробностях. Или даже в стихах - как наш тогдашний Субъект.
Стихи нашего тогдашнего субъекта – это Вогонская поэзия чистой воды. Для тех, кто не читал Дугласа Адамса и кому по этой причине понятие «Вогонская поэзия» ничего не говорит, поясняю: стихи нашего тогдашнего поэта – это ужас кошмарный. Ужас с уклоном, то в чернуху, то в неумелую порнографию.
Причём, чернуха и порнография была лучшей частью этих несчастных стихов. То есть, все остальные их составляющие были и того хуже. Хотя, казалось бы, куда уж там – хуже-то.
Уж не знаю, какой реакции на своё творчество ожидал от нас автор. То есть, знаю, конечно.
Но автору очень не повезло с публикой.
Мы с Настей – такие прекрасные девушки, которых ни чернухой, ни порнографией особо не удивишь: мы и про первое, и про второе сами много чего интересного рассказать можем. Нас, скорее, удивишь отсутствием оных радостей жизни в тексте и в происходящем.
Деликатно выслушав первое его стихотворение, я посоветовала Субъекту пойти и найти себе более благодарную публику. Прямо сейчас. Чтоб уж ни его творчество зря не пропадало, ни наше время. Но субъект моему совету не внял и продолжил с нами общаться.
Настя слушала его с выражением лица «фейспалм без фейспалма». А я откровенно смеялась ему в лицо и, со свойственным мне тактом, комментировала его монологи.
Вот если бы вы говорили людям Великие Истины или читали им свои стихи, а эти люди смотрели на вас: одна – как на клинического придурка, а другая – тоже, как на придурка, но ещё и с улыбкой от уха до уха, то вы бы, наверное, расстроились или обиделись. Но главное – замолчали. Ведь замолчали бы, правда?
А вот Субъект наш всё не замолкал и не замолкал.
- А сейчас я прочитаю вам стихотворение, за которое меня чуть не убила жена.
Примечание автора номер один: жалко, что только – чуть, а не убила.
Спустя несколько минут.
- А сейчас я прочитаю вам стихотворение одного моего знакомого. Его за это стихотворение убили.
Примечание автора номер два: его убили не за это стихотворение конкретно, его убили за то, что он идиот, и всем уже надоело до чёртиков его слушать.
Примечание автора номер три: предыдущие два примечания были Субъекту озвучены, но не смутили его.
Тогда я достала из сумки свой телефон и уткнулась взглядом в экран. Мол, мужик, ты нам совершенно не интересен, иди отсюда, пока тебя не убили тоже не послали.
Но мужик намёка не понял. То есть, понял, но очень оригинально.
- Только не записывайте мои стихи! - завопил он, завидев в моих руках телефон. Вид у него при этом был весьма невменяемый.
И успокоился, только когда я ткнула ему в лицо телефоном с картой местности на дисплее.
Достать телефон было, как оказалось, гениальной идеей. Потому что, когда речь зашла о телефонах, мы с Настей тут же сообразили, как быстро и наверняка отделаться от Субъекта.
Мы припомнили ему историю с сыном, который где-то тут выступал, и предложили ему позвонить сыну - тот ведь выступал на сцене, и, следовательно, знает, где эта сцена располагается. Вот пусть и подскажет любимому папе – куда идти.
Субъект позвонил.
Сын его, судя по его голосу, был вменяемым молодым человеком – не то, что папа. А ещё, судя по голосу, сын был не очень-то рад слышать папу. И мы с Настей его в тот момент хорошо понимали.
Тем не менее, сын описал папе дорогу к сцене. А потом сообщил ему, что сам он уже не на сцене, сам он уже на пути в Красногорск.
В Красногорск, понимаете! Услышав об этом, я поняла – вот он вежливый способ послать стихоплёта куда подальше. И едва тот положил трубку, завела проникновенную волынку: поезжайте в Красногорск к сыну! А то - как же так: приехали специально издалека, чтобы его повидать, и не повидали.
Стихоплёт, как ни странно, послушался и тут же, не говоря лишних слов и не задавая вопросов, поехал. А мы прошли чуть вперёд, выдохнули, и уселись на лавочку – ждать, пока он уедет в дальние дали, и мы сможем спокойно вернуться к метро, не рискуя встретить его по пути.
Обратно к метро мы возвращались тем же путём, каким пришли сюда. То есть, нам так казалось. До тех пор, пока, свернув якобы в нужном месте и пройдя чуть вперёд, мы не оказались на дорожке, с одной стороны ограниченной от внешнего мира лесом, а с другой – забором из каменных плит, разукрашенных философскими надписям.
Вам эта дорожка так, исключительно по описанию, ничего не напоминает? А нам вот напомнила путь к нашему личному Баскервиллю. Только этого воспоминания нам в тот прекрасный момент и не хватало для полного счастья.
У метро мы должны были ждать одного прекрасного человека. То есть, изначально мы должны были ждать двоих. Но второй прекрасный человек оказался совсем прекрасным: он позвал людей (нас) гулять в парк, а сам туда не пришёл.
Стоим, ждём прекрасного человека.
А неподалёку от нас стоит товарищ маргинального вида и разговаривает по телефону. Ну, как разговаривает: то клянётся своей благоверной в вечной любви, то угрожает ей жестокой расправой.
Через некоторое время товарищ уходит. И сразу же его место занимает другой товарищ – не менее подозрительный. Он тоже заводит телефонный разговор на всю улицу. На ту же тему. Аналогичного содержания.
Когда история повторилась в третий раз, я предложила Насте сейчас тоже кому-нибудь позвонить и начать угрожать. Так сказать, за компанию.
Прекрасного человека мы дождались. И года не прошло, да. И – нет, не пошли вместе с ним гулять по парку, а уехали вместе с ним, наконец, от этого парка куда подальше.
Вечерело. Мы вместе с этим прекрасным человеком отгадывали ответ на вопрос практически Жизни, Вселенной и всего такого. Кстати, Настя, я всё ещё жажду услышать ответ на него. Так отлично отгадывали, что нас чуть не выгнали из кафешки. Но это уже совсем другая история.